извечный путник мой – т о с к а по милой
а спутница – а п а т и я навечно нелюбимая

отсюда открывается вид на салют, где пляшут дети бога. под музыку изгибаются себе на радость и радость тем, кто с ними в эмоциональный унисон. смертные – такие славные создания. им век отпущен, но они плывут по жизни без оглядки, стараясь оторвать как можно больше счастья от момента, в котором оказались или окажутся впоследствии. а может быть и нет, кто знает, что задумали те-самые чертовки, которые особенные нити наматывают без остановки.

- о чем мысли твои, бог алкогольного безумия?

бог виноделия задумчив, а внутри печален. ему не хочется здесь ничего. ему бы сейчас вновь упасть на дно бокала, в котором забывается все и всё. но когда это помогало? [п р а в д а : уже давно не помогает] дионис димитриосу не отвечает, желая продлить время своего внутреннего созерцания прошедших лет. молчит, продолжая поддерживать свое великолепное во всех проявлениях апатичное настроение. уж лучше так, чем резать мирской народ на все четыре стороны земного шара.

- ну же, дионис! ты обещал! обещал! обещал! – сатир воет свое "обещал" неприлично громко, аж уши закладывает. менады расценивают это как призыв и обступают короля вечеринки.

- великий, прекрасный, чудесный! бог неистовости! бог гуляний! просим-просим тебя поскорее, умоляем, вернись к нам и сотвори чудеса, каких не видывали люди ранее!

- пусть вино течет рекой! – поддерживает сатир.

- а лучше пусть океаном! – ликуют менады и кружат вокруг божественного создания.

дионис звучно хлопает по столу рядом. все присутствующие на балконе – замирают. он взглядом своим изучает сатира и менад, и краткий миг гнева сменяется на милость. губы его плавно изгибаются в улыбке. также плавно он встает из своего кресла на ноги, чтобы видеть мир вокруг, прежде растаявший за картинками воспоминаний.

- не мучай себя, милейший бог. не мучай, - димитриос тянет бога за руку, привлекая к ведрам наполненным наркотиками и алкоголем. – исцеление близко. матушка твоя, семела, велела мне за тобой присматривать.

- не того она выбрала в смотрители. ты предлагаешь мне забыться, сатир. это давно не помогает, но, клянусь, раз дал обещание отвлечься – отвлекусь. готовься сатир, мы взорвем этот берег!

сатир радостно прыгает к столу и начинает разливать пойло по бокалам. собирает дорожки, чтобы максимально вдарить по нездоровому сознанию божества. дионис не следит за другом, а приближается к перилам, чтобы взглянуть на вечеринку с высоты не_птичьего полета. разноцветные огни пляшут по людской массе, освещая радостные лица. смертные пьют, танцуют, жаждут достигнуть максимальной точки сладости и радости. диджей играет с телами мужчин и женщин через свой пульт, задавая и меняя ритм как ему заблагорассудится. в воздухе парит и разрастается чувство свободы. бог цепляется за это чувство и ему становится легче. энергия питает его и придает сил. кажется, что этот вечер может закончиться хорошо, но …

звуки_музыка покинули весь этот мир, а еще его покинули все люди. взгляд диониса сосредоточился лишь на одной фигуре, которая оказалась посреди всей этой пустоты. "как она похожа. видение? игра воображения? или чьи-то злые шутки?", - пальцы сверхъестественно сжимают несчастные перила, заставляя металл жалобно постанывать от силы. в груди красные развалины вдруг вновь начинают собираться в форму, в ту самую, которая способна всецело/полностью любить.

- дионис? что такое? – сатир испуганно глядит.

- ариадна…

- нет-нет, мы уже это проходили! н-не… - но было слишком поздно. напоминанием о том, что здесь был бог остались лишь разбитые напитки. – нужно связаться с семелой. если это опять галлюцинация, то только она способна как-то образумить его, - димитриос сочувственно смотрит на толпу внизу. – ох, как мне жаль… как мне жаль.

в пьяном угаре люди не совсем понимают, как среди них, из воздуха, появляется молодой и кудрявый молодой мужчина с видом, озабоченным до безобразия. вскоре и вовсе забывают, предпочитая продолжить танцевать, пить и веселиться всю эту ночь. дионис ловко пробирается через толпу, не проявляя воспитанность и грубо отталкивая всех, кто появлялся на его пути, успевая легким движением руки взбудоражить этих обиженных и заставить веселиться дальше не обращая ни на что внимания. с того самого места, где он увидел ее, он растолкал добротное количество людей, чтобы добраться до барной стойки и замереть на месте: "иллюзия или на самом деле?"

вот она, спиной к нему сидит. с волосами цвета темного-каштана, в платье кокетливом и с напитком в руках. говорит с кем-то, увлечена. протяни руку – и она твоя. но дионис медлит, не желая отказываться от этого сладкого видения. ему и так тяжко приходится… в его власти схватить ее, переместить на край света и запереть на все замки вселенной, только бы она вновь была его и только его. бог стягивается пальцами ткань на груди, там сердце вновь собранное из развалин болезненно пылает. но так странно, так необычно, словно… "а может не видение?", - дионис поддается вперед, чтобы назвать ее имя.

- ариадна, - спадает с губ, но имя теряется среди музыки и человеческого слога. и громом поражает бога в тот момент, когда чья-то рука мужская касается ее плеча.

все происходит слишком быстро, со скоростью не света, а тех чувств, которые испытывает [испытывать и будет впредь/всегда] бог к любимой. в руках его ломаются чьи-то пальцы, а с краю корчится незнакомый никому мужчина. но это не интересует диониса. он вновь как будто замер, превратившись в статую каких на свете много. он смотрит в карие глаза возлюбленной [когда-то и сейчас] девицы, которые ломают все устоит усердно выстроенные за несколькие сотни. ломаются опоры, земля осыпается под ногами бога. не буквально, но он чувствует, как падает в омут, о котором так молил довольно долго.

- ариадна… ты... настоящая? – всего-то произносит бог. – я наконец-то нашел тебя.

Восемнадцатилетие — важная дата для многих, в особенности для именинника. Эта дата говорит о том, что ты уже взрослый, самостоятельный человек. Кажется, что после этой даты открываются новые горизонты. Ты наконец-то сможешь посещать мероприятия те, что прежде не мог, без согласия родителей. По отношению к тебе появляется новое отношение. Столько перспектив…. Ты словно обретаешь крылья, позволяющие почувствовать жизнь по новому.

У юного Дилюка, было в голове столько планов и идей на будущее, что казалось бы жизнь запланирована на десять лет вперёд. И одновременно с этим, планов не было никаких. Как что-то можно запланировать на десять лет вперёд, если можешь только предположить, какая завтра будет погода? Однако пожеланий и идей было очень много, которые рухнули в один миг.

Своё совершеннолетие, тогда ещё молодой офицер Ордо Фавония, запомнил на всю жизнь. В этот день отец устроил большой приём в честь своего сына. Празднество организованное отцом было поистине прекрасным. Но этот день запомнился не живой музыкой, высокопоставленными гостями и играми, а смертью одного и самых близких еиу людей.

Смерть всегда неожиданна и беспощадна. В одно мгновение именинник успел почувствовать: триумф, гордость, страх, отчаянье, горе. Отец рухнул на землю, сразу после победы над чудовищем. Тем самым Рагнвиндр старший, спас своего сына, и всех жителей Монда, что могли пострадать от этого чудовища. Наверно, в первую очередь сам Ордо Фавониус был спасён жертвой Крепуса, так как именно они были бы вынуждены сразиться Драконом Урсой. Однако, Действующий магистр Варка, решил  отобрать заслугу у героя Мондштадт, передав ее другому. Дело об данном инциденте, покрыли жирным слоем лжи. Тем самым, по мнению Дилюка, они оскорбили память его отца, что всячески помогал любимому городу. О том что на самом деле произошло тогда, знали немногие, и было вынуждены молчать о произошедшем. С такой несправедливостью, Рагнвиндр не мог смириться, потому содрав с себя мундир, юноша сдал оружие и покинул ряды ордена.

---

Донесшийся с севера ветер был жарок и сух, точно дыхание самого огненного архонта. Стоя на крыше таверны «Кошкин хвост», Дилюк повернулся навстречу ветру и сделал глубокий вдох, в надежде почувствовать дух родины. Казалось, сейчас он стоит на самом крою света, а вокруг, куда ни взгляни простирается жизнь, бескрайнее юное будущее. В такую ясную ночь отсюда были ясно видны даже пики далеких гор, вершины, окутанные изумрудным бархатом. Родина…
Как все же сильно Рагнвиндр успел соскучиться по родному и любимому городу. Частица души Тёмного Рассвета ликовало, уже лишь от присутствия его на территории Мондштадта. Однако, вместе с этим, по какой-то причине тяжело здесь находиться. Воспоминания всплывали одно за другим. «Тут они с отцом покупали свежие цветы, на одно из дней рождений Джинн», «на соседней маленькой улочке, они с Кэйей прятались от стражи, после одно из шалостей брата», воспоминания одно за другим были по самым уязвимым местам Дилюка. Было больно вспоминать брата и отца, так что Рагнвиндр попытался отогнать от себя все мысли о былом, и сосредоточиться на настоящем.
В последнее время, враги Мондштадта не стеснялись нападать на жителей по ночам. Фатуи, так вообще, претворяются добродетелями, и не стесняясь бродили по городу так, словно они уже были здесь хозяевами. Впрочем, выглядело со стороны все так, словно, это было и правда вопрос времени. Кто знает, сколько Монд еще протянет со своими «защитничками», которые не видят дальше своего носа. Хотелось бы сказать, что его брат – Кэйа, не такой… хотя нет, подождите, не хотелось бы, так сказать. Хотелось бы сказать, что его подруга – Джинн, не такая, но увы. Рыцарь Одуванчик хоть и трудилась на благо Монда, но все равно отделаться от Фатуи не могла, или не хотела. Конечно, хотелось бы верить в то, что ей не позволяли навыки дипломата послать их в… нет, не в бездну, там они слишком хорошо себя будут ощущать… в ромашковое поле. Все же, репутация Фатуи давно их опередила, оставалось только надеяться, что, хотя бы кто-то задумался над этими слухами.

---

«Прогулки» по ночному городу – стали важной традицией Дилюка. Каждую ночь, он отправлялся разобраться с врагами своего родного города, не редко спасая при этом жизни граждан, попавших в беду. Официально, Рагнвиндр прибыл в Мондштадт позднее, чем на самом деле. Юноша хотел с начала разобраться с угрозами, а уж потом думать, какие приёмы ему придётся проводить по случаю своего возвращения на родину. Отец всегда говорил: «делу время, а потехе час», подчёркивая, что нужно с начала переделать все важные дела, а уж потом, можно позволить себе немного передохнуть.
Тёмный Рассвет был готов к повышенному вниманию, к своей скромной персоне. Так сказать, был готов к тому, что все будут смотреть только на него, стоит ему «официально» переступить городские ворота. Однако, все обошлось. Многие даже не соизволили кинуть даже взгляда в сторону «Блудного сына Мондштадта». Некоторые люди встретили его взглядом, но подходить не стали, без остановочной что-то обсуждая между собой.
Уловив удивленный взгляд мастера Рагнвиндра, Аделинда прокомментировала: «если бы вы прибыли немного раньше, господин Дилюк, вы бы стали новостью «номер один», однако в нашем городе появился загадочный герой, и все обсуждают сейчас только его». Вот так вот воин сам у себя украл славу, чему был очень рад. Ещё с детства его обучали стойкости в подобных ситуациях, но легче всего «не упасть в грязь лицом», это вовсе не проходить через подобные испытания. Ответил Рагнвиндр лишь лёгкой улыбкой своей собеседнице и продолжил свой путь.

---

Рыцарь вернулся домой ближе к вечеру, разобравшись со своими делами. Оставалось не так много времени, прежде, чем он снова отправиться на охоту. Прием, который он по долгу статуса обязан провести, был запланирован на выходные, и приглашения были уже разосланы всем тем, кого Рагнвиндр был вынужден пригласить. Будь его воля, приём был бы сделан только для Джинн, или бы вовсе не приглашал никого.
– Войдите. – Поспешно произнес Дилюк, услышав стук в двери. По началу, рыцарь подумал, что скорее всего кто-то из его наёмных рабочих постучал в двери, и поздно понял, кого могло еще привести сюда этим вечером.

Четыре года назад Рэймонд Колдуэлл, сидя в белоснежном кресле в его огромном доме и покачивая виски в бокале, задумчиво смотрел на искусственный огонь в декоративном камине. Он думал о том, что осталось от его когда-то идеальной жизни в Первом дистрикте. Ад конечен — говорили когда-то люди и если бы он верил в одного из богов, придуманных человечеством то, возможно, ему было бы легче. Но Рэймонд не верил ни в богов, ни в смирение — он не умел безропотно принимать жизнь такой, какая она есть — он всегда был борцом и мечтателем.
Борцом, потому что 97 лет назад они с его сестрой-близнецом Рэйчел родились в среднестатистической американской семье: ни несметных богатств, ни древней истории, ни каких-либо выдающихся амбиций, а близнецы мечтали изменить мир. Да, мечтатели оба.
Рэймонд с его стремлением постигать и изучать новое и Рэйчел с ее неограниченной фантазией и смелостью раздвигать границы известного прекрасно сработались еще со школьных лет. Виртуальный мир всегда привлекал их больше чем реальный, но они не ограничивали себя часами в сети и играх на консоли. В них обоих постоянно была страсть к созданию, к новому на грани невозможного, к бесконечному расширению человеческих способностей. После университета они устроились в корпорацию Google, позже ставшей частью Нова Корп в качестве инженеров ПО. Они шли по карьерной лестнице неторопливо — в те годы их не интересовала прибыль — они были захвачены процессом изобретательства и творчества...
День катился к закату, впрочем скорее по официальным часам, а не по ощущениям. Рэю, проводившему дни на пролет в реальности виртуальной, всегда было лень вникать что там происходит в реальности... реальной. Парадоксально, но факт — заработанное упорным трудом когда-то положение, престиж и богатство интересовали теперь Колдуэлла менее всего. Впрочем, он никогда не отказывал себе в удовольствии всем этим пользоваться вполне очевидных гедонистических целях, откровенно наслаждаться и бравировать перед приличным высшим обществом. Он в принципе не умел себе отказывать. Но в данный момент же своего одинокого существования Рэймонд в удобном костюме, больше напоминающем пижаму,  лежал на кровати в комнате Кристо с закрытыми глазами и терпеливо ждал, когда репликант закончит свою симуляцию. Его работа и этот побочный проект, пожалуй все что могло еще заставить его гениальный мозг работать. Сегодня Архитектор был спокоен, вполне сосредоточен, относительно трезв и решительно настроен на работу...
Чуть более шести лет назад просто от скуки, Колдуэлл завел сторонний проект. Тогда он случайно вспомнил, что после первого восстания репликантов его племянница Альба была в отпуске месяца три, восстанавливала психику, и они с сестрой подарили ей Кристо — 1, кажется его тогда звали Дин, чтобы он ее веселил. А во время второго восстания Дина утилизировали, потому что он показался каким-то подозрительным. Однако, у этого репликанта после нескольких лет общения с Альбой появился такой странный прикол: он начал активно искать новые впечатления. Чисто из любопытства, которое в нем изредка все еще просыпалось, Рэй раскопал старый файл в архиве и решил поиграться: довел эту странную черту до абсолюта и решил посмотреть, что получится.
Основной его работой по-прежнему оставалось усовершенствование репликантов: чувствительность в человеческом понимании у них отсутствует, поэтому самое интересное во всем этом процессе было создать хорошо масштабируемый алгоритм, которые превращает неприятные ощущения (боль, холод, жар) в сигналы тревоги нужной степени интенсивности.
Четыре года назад он потерял последнего близкого человека, пустой бокал выскользнул из рук и покатился по полу гостиной. Рэймонд Колдуэлл умер в один день с племянницей, но в отличие от сестры и ее дочери не уничтожив свой эон, а поэтому он вернулся к жизни. К прежней жизни, но совсем другим человеком...
Когда экран наконец зажегся, демонстрируя короткое видео, смоделированное Кристо, Рэй приподнялся на локте, чтобы посмотреть получившийся результат. Картинки сменяли друг друга, передавая заложенные автором смыслы, чувства, эмоции. Любопытно. — хмыкнул Колдуэлл, наблюдая видеоряд. Рэй был из тех кто всегда стремится разгадать все тайны, уловить каждую отсылку и референс, а потому его мозг сейчас работал на все сто, а взгляд выражал искренний интерес.
— Любопытный стиль, но слишком сильный контраст, перепад от тревоги до обнаженных тел не имеет смысла и вызывает чувство отторжения, — заметил он негромко.
Рэй старательно и тщательно подбирал слова, чтобы описать эмоции репликанту в принципе не способному на них. Логично объяснить мысли, ощущения и чувства хомо сапианс в тот или иной момент, вызываемые ассоциации и даже физиологические реакции? Легко — знаем, умеем, практикуем.
Рэймонд садится  на кровати, скрещивая ноги, смотрит на экран, анализируя увиденное. Чуть покачался, размышляя и считывая смысл к которому выводил Кристобаль. Блин, от куда он в свое взял это имя? Хмыкнул, посмотрев на репликанта, помотал головой, прогоняя лишние мысли, потер переносицу.
— Попробуй не такой резкий переход, убери звук пробоины — даже обыватель поймет, что он ведет к смерти, это очевидно, и вряд ли сможет отвлечься от этой мысли. Хотя... Может сделать его тише, увести на край сознания? Игра встревоженного воображения? Выбери другой тревожный звук, тоньше, деликатнее.  Нужно заставить объект самого искать источник тревоги, понимаешь? — обратился к репликанту. — Будить собственные страхи, собственную тьму... — выдохнул и вернулся к анализу и разбору видео. — Земля... Неплохие ассоциации. — кивнул. — Но ассоциации для тепла и удовольствия нужны более трогательные, задевающие воспоминания о свете, спокойствие, безопасности. А потом разбудить чувство ностальгии, привязанности, и тронуть обреченностью, невозможностью вернуться. — усмехнулся Рэй — игры с человеческим разумом забавляли. — Конец красивый, но переходишь в цикл рано. Нужно расширить оба пластера: тревоги и наслаждения. Птица хороша, но что-то не то, слишком очевидная ассоциация, заставляет думать где я ее видел, отвлекает. — свел брови, пощелкал пальцами, подбирая другие варианты.

В нашей версии Мизора – одна из сотни с лишним детей Мефистофеля (а вы думаете, откуда у нее такой интересный голубой оттенок кожи?) В молодости она часто работала вместе, можно даже сказать, что дружила, с Рафаэлем, с которым отец, который и так своих камбьонов не баловал, почему-то был особенно затейлив. Мизора не понимала, чего хочет отец, зачем он так жесток и что Рафаэль делает настолько не так. Это пугало. Мизоре часто казалось, что она следующая, на кого падает гнев отца после Рафаэля. Порой так и было.

Позволять себе такую слабость, как страх, было большой ошибкой. Баалзебул, давний враг Мефистофеля, вышел на Мизору тогда, когда она была в расстроенных чувствах (Мефистофель забросил Рафаэлся в ледяное озеро, и по всему он должен был там умереть), и предложил ей выполнить небольшую работу для него. Сущую мелочь. Мизора согласилась и оказалась у Баалзебула на крючке. Теперь она была вынуждена шпионить на него, иначе Мефистофель узнает о ее предательстве, а на что он способен в гневе, Мизора уже видела. И не была уверена, что сумеет выдержать столько же, сколько Рафаэль.

Так продолжалось примерно тысячу лет, пока не появилась Антилия. Если другим своим детям Мефистофель не уделял слишком много внимания, то Антилию и вовсе забыл на материальном плане, так что ей пришлось прокладывать себе дорогу в Ад самостоятельно. Зато ее нашел Баалзебул и решил отправить ко двору Мефистофеля в роли шпионки. Подготовить ее к этой миссии он поручил Мизоре. Мизора взяла сестру под крыло, у них начался роман, она, вероятно, видела в юной камбьонше себя, и искренне старалась подготовить ее к выживанию в Кании (ну и преданный влюбленный взгляд Антилии наверняка был как бальзам на раненое эго Мизоры).

А потом Антилия заложила Мизору Мефистофелю при первой же встрече с ним, как и планировала изначально, и Мизоре пришлось бежать в Авернус, спасая свою голову. Почему не в Маладомини? А потому что Антилия сумела убедить Баалзебула, что его предала не она, а Мизора, так что Антилия до сих пор остается двойным агентом Мефистофеля, выдавая Баалзебулу то, что Мефистофель хочет, чтобы он знал.

Скрывающаяся и почти обессиленная Мизора попросила о помощи Рафаэля, на тот момент обосновавшегося в Авернусе. Рафаэль помощь предложил поистине дьявольскую: Мизора шпионит для него в Авернусе, а если выживет и принесет что-нибудь стоящее, он поговорит с Мефистофелем. Когда-нибудь. И о чем-нибудь с ним договорится. Мизоре удалось выполнить свою часть договора, и Рафаэль выполнил свою: Мефистофель отозвал охотников. Без оговорок, конечно, не обошлось: Мизора свободна только пока нужна Рафаэлю, что он должен раз в некоторый промежуток времени подтверждать выполнением прописанного в его договоре с Мефистофелем условия. Стоит ему этого не сделать, и Мизоре снова будет нужно бежать и прятаться.       

В данный момент Мизора служит Зариэль. Она, конечно, немного шпионит за ней в пользу Рафаэля, но в действительности фанатично предана архидьяволице и очень надеется выслужиться и получить защиту от своего прошлого.

А еще благодаря Мизоре Рафаэль знает, что Антилия двойной агент, и может выдать ее Баалзебулу, но не делает этого, потому что у Антилии тоже есть на него компромат. Это ад, детка!

Надо думать, Мефистофелю больше никогда не придется сомневаться в послушании со стороны своих детей: одно дело, когда худшее, что грозит нерадивому камбьону – это столетия пыток, опыты или превращение в лемура, а другое… Это было достойно отдельного гимна, который Антилия уже начала слагать. Возможно, придется вплести в текст пару слов из Темной речи, потому что ни один из известных Антилии языков не позволял себе в должной мере вообразить жестокость кары и глубины отчаяния, которое должен чувствовать Рафаэль.

Освященные тысячелетиями обычаи ада безупречны в своей простоте: падающего подтолкни, на упавшем как следует оттопчись – особенно если уверен, что он больше не встанет, и вдвойне особенно, если когда-то в прошлом он перешел тебе дорогу: месть – это блюдо, которое лучше всего подавать холодным. Прошлые – когда Рафаэль еще что-то из себя представлял – отношения Антилии с непокорным братом лучше всего можно было описать как взаимовыгодное сотрудничество, сводить с Рафаэлем счеты ей было не за что, так что как-то особенно издеваться над его наказанием она не собиралась. Просто когда кто-то, забравшийся так высоко, как Рафаэль, падает так низко, как упал он, зрелище получается завораживающее, и Антилия собиралась насладиться им в полной мере.

Она никуда не спешила, так что сперва в «Ласке Шаресс» неведомо откуда появилась юная темноволосая эльфийка в шелковых одеждах, которую можно было бы назвать прекрасной, если бы не сопровождающий ее резкий запах серы, и только вдосталь полюбовавшись лужей несомненно человеческой крови на полу и воспоминаниями очевидцев, Антилия поднялась наверх.

Наполнявший комнату вкусный запах горелого мяса заставил камбьоншу расплыться в веселой улыбке. Ей невольно вспомнилась ее первая встреча с Рафаэлем – он тогда был в нынешнем облике, но он был дьяволом, и намного более сильным и опытным, чем тогдашняя Антилия, которой приходилось изворачиваться и осторожничать. А теперь он со всеми своими мыслями и жалкими смертными рефлексами у нее как на ладони. Присутствие в комнате второго смертного она зарегистрировала, даже отметила, что он кажется знакомым, будто она где-то уже его видела... Но главным блюдом на этом пиршестве был не он.

– О, Рафаэль. – Антилия не удержалась, покровительственно потрепала новоявленного смертного по щеке и хихикнула. В этом  мелодичном смехе слышались и тонкий звон канийских льдов, и нежное потрескивание адского огня – в общем всё, чего Рафаэлю теперь не видать. – Приятно видеть, что ты уже нашел какие-то положительные стороны в своем новом положении. О, радости смертной жизни! Я могу рассказать что-нибудь о будущей судьбе твоей души – да, у тебя теперь есть душа – если ты, конечно, хорошо попросишь. Встанешь, например, на колени и вычистишь своим языком мои туфли. – Антилия с невинной улыбкой чуть приподняла край платья, показав ножки, обутые в туфли с закругленными носами, маленькие и изящные, но всё равно почему-то неуловимо навевающие мысли о копытах.

Звук капающей воды в колодце? Нет. Показалось. Может, оно и к лучшему, учитывая как много людей и монстров погибло за прошедшие дни сражений. Она просыпается в холодном поту и ей кажется, что она всё ещё там. Смотрит на чёрный дым, исходящий от домов и костры с трупами тех, кто однажды был людьми. Ракуйо крепче держится в ножнах, но охотница обнимает его как плюшевую игрушку, будто это её единственное спасение. Судорожно смотря из стороны в сторону, Мария понимает, что нельзя перейти от кошмара к хорошему сну. От жизни, полной сражений, не перейти так быстро к обычному мирному времяпровождению.

Университет Бюргенверта, о да, конечно. Тихая заводь посреди шума зубрящих что-то учеников. По крайней мере, никто не стреляет и не машет пилой-топором в попытках убить тебя. И ни одной твари рядом, от одного вида которой уже начинаешь сомневаться в здравомыслии. Шрам от рикошетящей пули всё ещё остался на плече и знает о нём только один врач в Ярнаме. Но такова суть этих мест: ты либо остаёшься победоносно стоять на земле, весь в чужой крови; либо становишься одной из этих тварей, в попытках найти то, что некоторые зовут "искуплением". Но сражения с монстрами — это игра в русскую рулетку. Если тебе повезло остаться в живых в этом городе, то это ненадолго. Опасность таится за каждым углом. Ярко-жёлтые глаза смотрят из подворотни ежеминутно. Некуда бежать. Только идти вперёд.

Учитель Герман говорил с мастером Виллемом за дверьми о чём-то, казалось, часами. О задании? Скорее всего, да. Мастер упоминал в письме о каком-то "деле срочной важности". А Мария сидела с лицом, лишённом эмоций и смотрела на сапоги, запачканные в крови. Задание было лёгким. Но если бы не учитель, Маришка бы распрощалась либо с рукой, либо с позвоночником. Тварь была больше её в два раза и испускала ядовитый туман. Но коса её наставника оказалась тем, что прервало жизнь чудовища, пока Мария его отвлекала. Можно было сказать, она выбралась оттуда целой и невредимой. Бывали ситуации и хуже, как например та, где ей резко вывихнуло плечо, которое потом ой как долго вправляли в клинике Йозефки. Но Церковь Исцеления творит чудеса. Возможно, Мария и сама бы ушла когда-то лечить больных, но увы, у каждого своё ремесло. Её — убивать.

Охотница не обращала на окружающий её шум никакого внимания. Долгие годы тренировок учили её концентрироваться на важных вещах и проявлять беспечность к тем, которые казались ей неинтересными и предсказуемыми. Эти "дети" не были ни в одном серьёзном бою. Что они будут делать, когда встретят монстра? Зачитают его до смерти лекциями о строении монстров? Ах да... эти их магические штучки. Они не помогают. Даже будучи роднёй такой королевской семьи, как Кейнхёрст, девушка не пользовалась так часто врождённым магическим талантом. Она полагалась больше на свои собственные навыки.  На оружие. Смекалку. Скорость. То, что есть у большинства охотников и монстров. То, что они оттачивают изо дня в день, как учитель Герман.
Кого-то осмеяли. Возможно заслуженно, возможно нет. Пока в Бюргенверте не было нашествия монстров или угрозы извне — это не считалось катастрофой. Это были обычные беды студентов университета. Не её.

за амалы нет но если ты придешь все будет!!!!!!!!!!!!!

за тео нет, но скоро будет!

Когда солнце скрывается за горизонтом и в его кабинет прокрадываются длинные вечерние тени, Аль-Хайтам отрывает взгляд от кипы бумаг и слегка потягивается, в попытке размять давным-давно затекшую спину. Он внимательно осматривает помещение, почти такое же тихое и погруженное в раздумья, как и его хозяин и лишь убедившись, что стопка документов у него на столе осталась последней, делает глубокий вдох. Аль-Хайтам знает – завтра их вновь будет столько, что любой на его месте впал бы сперва в панику, а затем перешел на истерику, но только не он, не Аль-Хайтам. Даже несмотря на то, что у него в голове уже несколько недель зреет план побега.
Все же сидеть безвылазно в четырех стенах – это не его. Как бы сильно Аль-Хайтам не ценил свою работу и не был благодарен Малой Властительнице Кусанали за предоставленную возможность – должность верховного мудреца, пуст даже и всего лишь временно, ему просто необходимо с себя сбросить. Он предпочитает быть незаметным секретарем, одним из тех, о ком никто не подумает, пока не станет слишком поздно. Ради этого он даже выстраивал вокруг себя стены такой высоты, что им позавидовала бы даже Стена Самиэль, ради этого он стал тем самым эгоистом и прагматиком, о котором говорят «если не хотите узнать о том, как вы глупы, то лучше даже не заговаривайте с Аль-Хайтамом».
Быть секретарем гораздо удобнее и полезнее для того, кем на самом деле является Аль-Хайтам, ведь на самом деле его время еще не пришло и порой бывает даже интересно смотреть в глаза дендро архонта и пытаться прочесть в них знает ли она кто стоит перед ней в действительности и отчитывается об очередных успехах одного из Даршанов или нет… а может быть просто предпочитает закрывать не это глаза, до поры до времени. Все же прошлые мудрецы, как ни старались, не смогли искоренить в девочке ее истинную мудрость и прозорливость. Именно поэтому Аль-Ахмар четко осознает, что однажды, рано или поздно он сам может стать частью ее игры. И на этот раз, ему больше по душе стоять по одну сторону с «малышкой» Нахидой, а не быть причиной ее безвременной кончины.
Учатся не только на чужих ошибках. Самые жестокие уроки извлекают из своих.
А потому Аль-Хайтам не задерживается в кабинете дольше положенного, он и без того положил на свое обучение большую часть жизни, и не планировал поступать с работой точно также. Особенно, в тот день, когда даже в его собственном доме, он мог бы провести несколько часов в тишине, ведь когда последний раз он сверялся с расписанием и местоположением Кавеха – у того было слишком много дел и работы, чтобы в пределах их общего жилища тот появился ранее полуночи. А к этому времени Аль-Хайтам планировал погрузиться в глубокий сон, с надеждой на отсутствие сновидений.
Конечно же, планировал никогда не равно сделал, о чем знал и сам Аль-Хайтам, как знал и о том, что если Кавех задержится чуть дольше необходимого, он отправиться проверять весь его маршрут до дома, естественно, не пропуская и таверны по пути. Никогда не знаешь, где излишне активный архитектор решит остановиться, задуматься или того хуже – провести остаток вечера и ночи. От этих мыслей Аль-Хайтама привычно передернуло, но запирая двери в кабинет и мягкой походкой удаляясь от них, он постарался в очередной раз сбросить с плеч, неприятные и слишком выбивающиеся из привычного потока, мысли о том, что он с радостью бы сломал руку тому, кто в очередной раз предложит Кавеху выпить.
И почему-то чем дальше, тем чаще подобные мысли посещали голову Аль-Хайтама и оставались там на неприличное количество времени, а порой и вовсе до того момента, как в двери поворачивался ключ и она открывалась с легким, едва уловимым скрипом, а затем также притворялась и задерживаясь на несколько мгновений, пока Кавех, видимо, изучал окружающую обстановку… и лишь после этого раздавался почти неслышный повторный щелчок замка. Конечно, ровно после этого по дому разносился топот и гомон, голос Кавеха, возвещающий о его возвращении и стремящийся донести это не только до ушей Аль-Хайтама, но и до его костей, скорее всего. По крайней мере, именно такое мнение у него складывалось.
Впрочем, избавиться от голоса Кавеха в своем доме Аль-Хайтам не стремился. Как и от самого архитектора, даже угрожая чем-то подобным или в попытках взыскать с того долги за аренду жилого места, он все еще не имел ни малейшего желания на самом деле выставить его из дома. Почти не задумываясь о том, что случиться и как быть, если однажды Кавех сам решит покинуть жилище Аль-Хайтама.
Или просто старался эти мысли гнать прочь.
Вот и сейчас, выглядывая в окно своей спальни, Аль-Хайтам пытался не думать о приближении полуночи и об отсутствии дома его соседа. Он перебирал книги, пытаясь выбрать одну из них и погрузиться в чтение, но аннотации совершенно не хотели задерживаться в его разуме даже на время необходимо всего лишь для осознанного выбора, а потому схватил он первый попавшийся увесистый том и вновь скользнул взглядом по окну. И уже готов был тяжело вздохнуть, когда дверь в спальню распахнулась с треском встречаясь со стеной, отчего у Аль-Хайтама даже прошла волна мурашек вдоль позвоночника.
Как предчувствие чего туманного…
- Предупреждая поток твоих эмоциональных излияний… и судя по блеску одержимости в твоих глазах, во что ты собираешься меня втянуть, Кавех? – его голос был тих и уверенно спокоен, слегка приглушая звучание имени архитектора, еще немного и расслышать его было бы возможно лишь шепотом у самого уха.

Когда солнце скрывается за горизонтом и в его кабинет прокрадываются длинные вечерние тени, Аль-Хайтам отрывает взгляд от кипы бумаг и слегка потягивается, в попытке размять давным-давно затекшую спину. Он внимательно осматривает помещение, почти такое же тихое и погруженное в раздумья, как и его хозяин и лишь убедившись, что стопка документов у него на столе осталась последней, делает глубокий вдох. Аль-Хайтам знает – завтра их вновь будет столько, что любой на его месте впал бы сперва в панику, а затем перешел на истерику, но только не он, не Аль-Хайтам. Даже несмотря на то, что у него в голове уже несколько недель зреет план побега.
Все же сидеть безвылазно в четырех стенах – это не его. Как бы сильно Аль-Хайтам не ценил свою работу и не был благодарен Малой Властительнице Кусанали за предоставленную возможность – должность верховного мудреца, пуст даже и всего лишь временно, ему просто необходимо с себя сбросить. Он предпочитает быть незаметным секретарем, одним из тех, о ком никто не подумает, пока не станет слишком поздно. Ради этого он даже выстраивал вокруг себя стены такой высоты, что им позавидовала бы даже Стена Самиэль, ради этого он стал тем самым эгоистом и прагматиком, о котором говорят «если не хотите узнать о том, как вы глупы, то лучше даже не заговаривайте с Аль-Хайтамом».
Быть секретарем гораздо удобнее и полезнее для того, кем на самом деле является Аль-Хайтам, ведь на самом деле его время еще не пришло и порой бывает даже интересно смотреть в глаза дендро архонта и пытаться прочесть в них знает ли она кто стоит перед ней в действительности и отчитывается об очередных успехах одного из Даршанов или нет… а может быть просто предпочитает закрывать не это глаза, до поры до времени. Все же прошлые мудрецы, как ни старались, не смогли искоренить в девочке ее истинную мудрость и прозорливость. Именно поэтому Аль-Ахмар четко осознает, что однажды, рано или поздно он сам может стать частью ее игры. И на этот раз, ему больше по душе стоять по одну сторону с «малышкой» Нахидой, а не быть причиной ее безвременной кончины.
Учатся не только на чужих ошибках. Самые жестокие уроки извлекают из своих.
А потому Аль-Хайтам не задерживается в кабинете дольше положенного, он и без того положил на свое обучение большую часть жизни, и не планировал поступать с работой точно также. Особенно, в тот день, когда даже в его собственном доме, он мог бы провести несколько часов в тишине, ведь когда последний раз он сверялся с расписанием и местоположением Кавеха – у того было слишком много дел и работы, чтобы в пределах их общего жилища тот появился ранее полуночи. А к этому времени Аль-Хайтам планировал погрузиться в глубокий сон, с надеждой на отсутствие сновидений.
Конечно же, планировал никогда не равно сделал, о чем знал и сам Аль-Хайтам, как знал и о том, что если Кавех задержится чуть дольше необходимого, он отправиться проверять весь его маршрут до дома, естественно, не пропуская и таверны по пути. Никогда не знаешь, где излишне активный архитектор решит остановиться, задуматься или того хуже – провести остаток вечера и ночи. От этих мыслей Аль-Хайтама привычно передернуло, но запирая двери в кабинет и мягкой походкой удаляясь от них, он постарался в очередной раз сбросить с плеч, неприятные и слишком выбивающиеся из привычного потока, мысли о том, что он с радостью бы сломал руку тому, кто в очередной раз предложит Кавеху выпить.
И почему-то чем дальше, тем чаще подобные мысли посещали голову Аль-Хайтама и оставались там на неприличное количество времени, а порой и вовсе до того момента, как в двери поворачивался ключ и она открывалась с легким, едва уловимым скрипом, а затем также притворялась и задерживаясь на несколько мгновений, пока Кавех, видимо, изучал окружающую обстановку… и лишь после этого раздавался почти неслышный повторный щелчок замка. Конечно, ровно после этого по дому разносился топот и гомон, голос Кавеха, возвещающий о его возвращении и стремящийся донести это не только до ушей Аль-Хайтама, но и до его костей, скорее всего. По крайней мере, именно такое мнение у него складывалось.
Впрочем, избавиться от голоса Кавеха в своем доме Аль-Хайтам не стремился. Как и от самого архитектора, даже угрожая чем-то подобным или в попытках взыскать с того долги за аренду жилого места, он все еще не имел ни малейшего желания на самом деле выставить его из дома. Почти не задумываясь о том, что случиться и как быть, если однажды Кавех сам решит покинуть жилище Аль-Хайтама.
Или просто старался эти мысли гнать прочь.
Вот и сейчас, выглядывая в окно своей спальни, Аль-Хайтам пытался не думать о приближении полуночи и об отсутствии дома его соседа. Он перебирал книги, пытаясь выбрать одну из них и погрузиться в чтение, но аннотации совершенно не хотели задерживаться в его разуме даже на время необходимо всего лишь для осознанного выбора, а потому схватил он первый попавшийся увесистый том и вновь скользнул взглядом по окну. И уже готов был тяжело вздохнуть, когда дверь в спальню распахнулась с треском встречаясь со стеной, отчего у Аль-Хайтама даже прошла волна мурашек вдоль позвоночника.
Как предчувствие чего туманного…
- Предупреждая поток твоих эмоциональных излияний… и судя по блеску одержимости в твоих глазах, во что ты собираешься меня втянуть, Кавех? – его голос был тих и уверенно спокоен, слегка приглушая звучание имени архитектора, еще немного и расслышать его было бы возможно лишь шепотом у самого уха.

[indent] М а г и я.

[indent] Ошибка в коде. Черновые варианты плана Создателя, который немного недоработал ластиком. Не успел подчистить все ходы, стараясь доделать работу в срок. И после удивляясь, чего искры из пальцев смертных летят. А в голову им думается всякие греховные мысли о власти, могуществе и прочие тёмные позывы. Которые не очень доволен Творец. За которые обещает наказания жуткие. И страдания целую вечность. Пополняя адские котлы новыми жертвами. Совершенно не желая признавать свою вину в греховности людской.

[indent] Маги. Чародеи. Волшебники. Колдуну. Те смертные, которые смогли уловить нити ошибки. Подчинить себе энергию. Манипулируя ею, создавая из неё что-то. Устанавливали правила и сами же их нарушали. Они всегда были интересны для Сатаны. Зазнавшиеся, напыщенные индюки. Думающие, что знают всё и обо всём. Наивно полагающие, что способны обвести высшие силы вокруг пальца и выйти победителем из любой ситуации. На деле же, не особо вчитываясь, подписывают контракт своей кровью ради могущества. Власти. Силы. Знаний. Не думая о том, что последует после. Какая плата потребуется, когда окажутся они на самом дне. Без силы и власти, без знаний и богатства. Совсем одни. Испуганные. Обнажённые. Без трюков и козырей. Не способные связать и два слова вместе. Ползающие на коленях. И плачущие. Умоляющие дать второй шанс. Дорогу к спасению. Особенно прекрасны и сладки стали любители магии после рождения спасителя. Того, кто умер за грехи людские и позволил им попадать на Небеса.

[indent] Магия всегда забавляла Сатану. С тех самых пор, как он начал следить за человечеством. Лицезрея первый искорки, которые слетали с кончиков пальцев шаманов, друидов, мудрецов. Наблюдая за ними из темноты, скрывая свою рогатую фигуру. Иногда наставляя, направляя на путь кривой и опасный. Шепча на ушко слова нужные. Всё больше и больше склоняя к дороге из самых тёмных пороков. Желаний. Соблазнов. Сбивая с пути. Вынуждая сделать поворот не туда. Не в ту сторону. Добровольно, почти по своему велению да хотению, топать в объятия Дьявола. Думая, что способны в последний момент соскочить. Сделать разворот на 180 градусов. И побежать что есть сил. Порвать все узы, что удерживали до этого. Да сжечь контракт до пепла.

[indent] - Все говорят, что ведьм создал Сатана. Дал нечестивым грешникам силу. И как продавали они свои тела да душу ему в обмен на силу. - вдох усталый срывается с потрескавшихся губ. Зажигалка привычно щёлкает едва слышно, выпуская танцующий язычок пламени. Что пожирает со страстью сигареты конец. Позволяя никотину вновь устремится внутрь тела. - Будто бы Дьяволу только и нужно это. Девственницы, души. Какой-то Крампус получается, а не король Ада. - выдох. Затяжка. Долгая. Нужная. Создающая особый эффект. Позволяя словам впиться в самую корку сознания. Позволяя хорошо там обосноваться. Словно бобёр в хатке. Вынуждая задуматься о заблуждениях, которые долгое время служили опорой и точкой неизменной. - Но если подумать, то как рогатый мог сотворить что-то в мире этом без воли Создателя? Задумайся приятель.

[indent] Люди. Общение. Вот чего не хватает в Аду. Интересных бесед. Грешник порой бывают слишком скучны или однообразны. Ну или заняты пытками постоянными. А у демонов одна лишь программа за душой. И более ничего. - Вот почему многих тянет наружу. К смертным. С их праздниками, танцами, алкоголем и мыльными операми. Они интересны. Забавны. Чудаковаты. Как бенгальский огонёк. Яркие, но краткие. Дьявол любил общаться со смертными. За пинтой светлого или же под козырьком магазинчика. С сигаретой в зубах или же под холодным осенним дождём. Территория не важна, как и сам собеседник. Все они разные и интересные. Со своими мыслями, идеями, мечтами и грехами. Множеством грехов. Чудесных. Ярких. Сладких. - Кто-то умудряется собрать все семь за день. Я их называю бегунами. Не успевают насладится каждым из грехов по отдельности. Хотя подобные любители скорости привлекают многих лордов Ада. Вынуждая скорее подсылать гонцов, дабы предложить наиболее лучшие варианты для продолжения вечности в ином царстве.

[indent] Сатана же, пусть и прекрасно относился к подобным грешникам, прекрасно понимал настоящий деликатес. Чистые и невинные души, которые ещё не познали грех. Не испачкали белый хвостик свой при прохождении кротовой норы. Лишь кончиками пальцев трогая те возможности, которые им даёт жизнь. Проходя её не полностью, глупо следуя по основной дороге. Не сворачивая за дополнительными миссиями, не пытаясь играться с вариативностью. Невинными глазками поглядывая на все те искушения, которые предлагает им мир и его обитатели. Выгоняя из разума прочь картинки о могуществе, силе, власти. Всё то, о чём мечтает в определённый отрезок жизни любой человек. Пусть и боится признать это. - И таких, среди смертных, с каждым годом меньше. Ещё немного и можно в красную книгу заносить. Сатана чаще встречает заносчивых и высокомерных персон. Чья душа давно разорвана сотнями контрактов да обещаний. Проданная и перепроданная несколько раз. Неважно, какая цель была у этих манипуляций. Важно, что итог привёл к адским котлам. И чертям, который усмехаясь, потирают ручонки. Предвкушая наслаждение от очередной пытки.

[indent] - Всё плохое сделал Дьявол. За всё тёмное в ответе он, так говорят? - пауза возникает после. И тишина тихо в воздухе свистит. Покуда сигарета тлеет в руке. Доживая свои последние секунды. Когда затяжка последняя произойдёт и окурок столкнётся в неравном бою с поверхностью плоской. - Но, хей, Австралию создал Яхве. - ехидная улыбка потрескавшихся губ. И последняя затяжка сигареты. Дым от которой струйками поднимается вверх, растворяясь в пустующем помещении. - Задумайся приятель, не стали ли Сатана удобным козлом отпущения? И не работа ли это пропаганды господней? - последняя пища для ума собеседнику. Чьи волосы на теле уже встали дыбом и глаза несколько раз сделали внутренние кувырки. Сердца отбивало чечётку слишком быстро. И готово было выпрыгнуть из груди. Покуда разум отрицал даже возможность подобной ситуации. А нутро кричало во все возможные рупоры. И запах серы бил в нос. - Классика. Сатана любит общаться со смертными, раз за разом открывая им глаза. Заставляя взглянуть на ситуацию с другого ракурса. И встряхивая их мировоззрение. Иногда, не часто, переворачивая привычные устои. Вынуждая вере изменить да отказаться от принципов своих. - И нет места лучше, как бар. Ведь, опускаясь на дно, человек готов пересмотреть все свои взгляды. Чтобы восстать новой личностью подобно фениксу из пепла.

[indent] Дьявол щёлкается пальцами из которых крохотный огонёк появляется. Поднося его к кончику сигареты, которую он пожирает неспеша. Делая пару затяжек после, пробуя никотин. Выпуская табачный дым в мир. Сатана смотрит на ночное небо, где ещё не успели появится звёзды. Эти яркие, блестящие пуговки тёмного небесного одеяла. Которые привлекают взор смертных. Складывая их в узоры и причудливые фигуры. Подталкивая их давить им названия. Объяснения к этим странным именам. - Люди и их воображение. Удивительные вещи. Видят медведицу из звёзд. Чудаки. Для Дьявола это лишь газовые гиганты. Часть из которых он зажигал с братом. Давно. Очень и очень давно. - Будто бы в другой жизни. И вот среди темноты и звука машин, Сатана почувствовал ту самую ошибку мироздания. Чит для реальной жизни. Магию. Треском в воздухе предвещающей, что вот-вот произойдёт что-то на глазах падшего. - Шоу начинается и я в первых рядах. Прекрасно.

В конце концов разложение отступило от Бакуякоку, и не осталось даже ветра, чтобы оживить то, что осталось. Изнурённые полями Башен Пустоты вишапы — и те попрятались поближе к источникам своих стихий, Чёрные Рыцари ушли в глубины Бездны, а хиличурлы… что же, из этого лагеря они ушли очень давно, оставив костровище, пёстрый навес у разрушенной почти до основания стены и умопомрачительный вид на тёмную Дайнити Микоси и затерянный исследовательский институт.
В гулкой равнодушной тишине голос Паймон рассыпался далеко по осколкам тверди. Ей незачем было отвоёвывать потревоженное место, она терпеливо дождалась. Когда назойливый проводник утомится и уснёт, когда огонь в костре устанет трещать деревом и уляжется вдоль углей багровыми лепестками, когда ничто не помешает тишине занять всё пространство отсюда и до самой Бездны.
Вместе с тишиной пришёл он. Тёмный портал проступил в воздухе демонстративно, позволив и заметить себя, и рассмотреть затмение в глубине. Только потом появился Итэр. Блеклый, как присыпанный пеплом.
— Люмин, — он тихо позвал, но остался там, где появился, на самом краю сумерек, едва достижимый светом от огня. И отступил, когда сестра потянулась к нему. Теперь в его голосе наконец-то прорезались эмоции, и первая из них — сожаление.
— Прости меня. Сейчас не получится. Просто… сядь там, хорошо? Пожалуйста. Я никуда не уйду.
В подтверждение своих слов Итэр обошёл костёр и опустился на землю с другой стороны. Теперь, если отвернуться от разлуки, можно было вообразить, что это не более, чем их пикник на краю пока неизведанного мира. Они устали от охоты или боя — случалось и такое, — и теперь осталось только поделиться впечатлениями, догадками и планами, и уснуть рядом…
Сквозь лёгкую рябь в воздухе Итэр изучал её, словно искал обратный путь из безрадостных мест, куда успел забрести в одиночестве. Без особой надежды найти. Так взгляд ищет мост над бурным потоком, когда сам наблюдал его обрушение в паводок.
— Я обязательно исправлю это, Люмин, я обещаю. Просто… не сейчас.

   
          ей всегда хотелось испытывать чувство понимания
                    ведь за плечами бесконечное "п о ч е м у"
в какой момент все пошло по неизученным правилам                   
зачем все кануло в пустоту         
   
                              [ ведь это все     жутко     неправильно ]

жутко становится от мысли, что все могло пойти иначе. ведь "иначе" такое скользкое, неуловимое, эфемерное вроде как, и даже боги не способны [возможно] повернуть время вспять, дабы не испортить хронологию, что издавна хранится в руках крепких. тихее бывает грустно от мысли, что нельзя сделать шаг назад и предотвратить внезапное – то самое, что платформу из под ног выбило и раскололо алое, то самое которое бьется каждый раз при виде его… болезненно и приятно, проклятое!

"плутос", - имя его [болью в груди откликающееся] она повторяет про себя, а сама вид делает, что не заметила в очередной раз столкнувшись на земле бренной, пока в поисках пребывает. смешалась со смертными, дабы виду не показывать никому из божественных, чтоб матушке своей не рассказывать, что страдает искренно и честно для самой себя. беспокоить не хочет богиню, что в себе любовь хранит всея мира // вселенных, поди, всех и каждой. и хоть тихея – дитя матери самой-самой из самых желанных, но в любви не везет – н у  н и к а к.

- слава небесам, не заметил. не почувствовал. не обратил внимания, - тихея говорит шепотом и с мысленной улыбкой браслет-артефакт потирает пальчиками, специально зачарованный, чтоб скрываться от всякого и кого-то особенного. хочется ей найти ту, что ответит на вопрос важный, который мучает, который жалобно попискивает в одном из осколков сердца красного. лишние взгляды/свидетели ей ни к чему.

- где же ты? – тихея голову поднимает, всматривается в небо синее. в этих краях оно очень-очень насыщенное, с пятнами белыми – облаками, что в причудливые формы друг с другому сталкиваются. ветер тревожит наряд с оттенками голубого и золота, белоснежные узоры переливаются от лучей бодрящего солнца. по весне все ветра теплые, поющие [по ощущениям] о любви.

да, о любви поет ветер – невидимый, но чувственный путешественник среди миров всех. фортуна глубоко вздыхает и ловит ассорти самых разных цветов, принесенный диковинным путешественником. почти расслабляется и смотрит куда-то вдаль. ее мысли полны горечи, а в груди снова тревожно: "о любви, о любви все вокруг напоминает! и манит! ах, матушка, знала бы ты, как мне хочется прийти к тебе и обо всем рассказать, сознаться и оказаться в тепле твоих объятий. но каково это, дочери богини любви, быть в муках из-за отсутствия этой любви? где моя удача? почему в этом она мне не благоволит?"

   
          ей всегда хотелось быть любимой и любить в ответ
                    но ее удача б е с с и л ь н а в этой партии
возможно, все было бы по-другому: бесконечно и радостно                   
только это теперь неважно. это кануло         
   
                              [ и теперь     все будет     иначе ]

тихея просто шла, используя свои божественные данные. способности, силы, магию – как угодно называйте, здесь конкретика не важна. важно лишь то, что весенние ветра подгоняли ее по чьим-то следам. богиня уверенно шла, испытывая внутри привычное чувство – уверенности смешанное с трепетом. словно стрелка компаса была впаяна в сердце красное. стрелка указывала направление.

- персефона, - тюхе воздуху сообщает о той, кого ищет. в ответ ветер только сильнее становится и путь продолжается, пока девушка не оказывается среди природной тишины. она останавливается. здесь нет ничего человеческого, лишь первозданные: флора и фауна, небо и облака, солнце и вода. – персефона, ты слышишь меня? весна – твое время, а значит твои союзники - все ее элементы. наверняка ты почувствовала меня издалека. здравствуй.

богиня усаживается на землю, не желая двигаться дальше. наконец-то исполняет свое желание – погружается в траву высокую, среди цветов самых разных и блестящих от светила яркого. вдыхает весну полной грудью, позволяя себе наконец-то расслабиться. ведь больше не надо ни от кого прятаться, переживать встречи и мучится сомнениями – ведь где-то неподалеку та, кто сможет расправиться с душевной загадкой. той самой, с которой началась история сотворения боли божественной.

- я здесь по своей воле, ищу встречи с тобой.

тихея терпеливо ожидает, готовая продолжить путь, если потребуется. но ей не хочется нарушать уединения той, чья судьба могла быть совсем иной: "ведь это правда… но была ли такая возможность? а что если… но тут есть и другие факторы. зевс, аид, все бы пошло наперекосяк. проклятье, не стоит пока об этом думать". богиня мучается в вариациях, не желая [пока что] заострять на этом внимание.

вдобавок тихе гостья в этой долине раскинувшейся у кромки леса и греющейся в солнечных лучах. она всегда относилась к природе с особой любовью, а к ответственным за нее – с особым вниманием. поэтому девушка ожидает, то ли приглашения, то ли намека, то ли… да хоть чего-нибудь! и только мысль о том, что судьба персефоны могла бы сложиться по-другому, не дает расслабиться в этом ожидании. как и то, что за всем окажется плутос, всегда улыбающийся, но скрывающий страшное – использование ее любви для своих планов. ведь именно этот факт - родоначальник боли и горечи.

Ночь. Но Ризли так и не может сомкнуть глаза, а свеча предательски гаснет и мешает вчитываться в очередные бумаги, дела его детства, обрывками его прошлой жизни, закрытой ото всех жизни, которая лезвием режет по сердцу каждый раз. ''Может мне не суждено найти их никогда? И разве я могу позволить себе, чтобы потревожить чьи-то жизни, которые так травматично и постепенно оправились от боли... Я не хочу быть эгоистом и напоминать им о своей жизни... пусть уж лучше забудут меня навсегда, чтобы не вспоминали эти кровавые сцены перед своим лицом.'' Ризли отчаянно гнал от себя идеи, чтобы отыскать оставшихся детей и узнать у них нить правды, которая может привести его к разгадке своего дела, но тогда ему придется вновь вернуть их в эти страшные дни, которые они так отчаянно забывали и пытались снова жить... свободно,  в отличие от Ризли. — Я сам выбрал этот путь и так эгоистично будет, если я сейчас решу просить у них помощи в этом деле... Они скорее всего уже обзавелись своими семьями и я буду только мешать их безмятежной жизни. Они ведь думают, что я скорее всего мертв уже давно и забыли мой образ... старались гнать от себя такое паршивое детство. Легкая классическая музыка должна была расслабить, а не сильнее увести во мрак воспоминаний о том, как он совершил страшный суд над своими обидчиками. Глубокий вдох и легко вздрагивают руки от боли, но эта боль не была физической, а скорее глубоко моральной и как бы ни казалось, что они отплатили по заслугам и заслужили всего этого, но они украли столько лет спокойно жизни и в целом...Жизни...''Они отняли у нас все и поселили в мою душу ненависть и я жил этой местью.''

Пора поставить точку. Ризли просто погряз в куче старых документов и с теплой улыбкой вспомнил свое первое и настоящее имя, которое уже никогда и никто не узнает, тот парень умер в муках... Где-то в темных уголках Фонтейна, когда потерял надежду в этом мире и с ним похоронил свое день рождение, которое больше ничего не значит для него, а просто странная дата в памяти, но была ли и она настоящей, а возможно это тоже ложь. — Я бы мог ему рассказать об этом, но стоит ли судью напрягать такими бессмысленными вещами? У него ведь наверняка много и своих хлопот, а особенно, когда фатуи особенно активировались. Мысли о верховном судье согревали его душу и вызывали на лице мягкую улыбку, которая так помогала ему не погрязнуть в этот мрак и старые воспоминания. ''Я бы вряд ли смог оправиться, если бы не зацепился за его образ тогда и лишь он давал мне надежду и был моим маяком в этом ледяном море, которое так жестоко било меня волнами каждый раз, но он был моим смыслом... чтобы я жил, чтобы верил и я никогда не упущу это.'' Протер глаза и посмотрел на настольные часы, которые указывали, что уже раннее утро, а голова невероятно тяжелая и не слушается совершенно, но нужно было навести порядок на столе и убрать все обратно в архив, а еще поспать бы часок. Но толи по божественному проведению, толи по воле случая, он наткнулся на очень важную зацепку, которую ранее просто не видел, а может смотреть не под тем углом и быстро схватил эти документы со стола и едва не упал, когда пытался выбраться из баррикад из старых дел вокруг его стола. — Это оно!!!!!! Бездна их дери! Я наконец-то нашел это! Надо срочно показать это месье Нёвиллету! Нельзя медлить с этим и надо срочно показать ему эти документы, чтобы он лично изучил мою зацепку и исчезновением детей на общественном рынке, который раньше располагался на главной площади. Ризли просто умчался из своего кабинета, а ноги его едва слушались и казалось, что он вот-вот потеряет равновесие, но нельзя было медлить с этим делом. — Вы куда? Ваша Светлость... Кричали ему в след его люди и пытались понять, что так сильно взволновало герцога, но такими вещами он не мог поделиться со всеми, а соврать им он не решался и поэтому просто побежал к лифту и не стал объясняться. ''Что ж вы такие привязчивые, я это не требую и не мешайте мне, умоляю вас.'' Ризли быстро помчался по главному холлу и отправился к лифту, чтобы выйти на поверхность и поехать к Нёвиллету во Дворец Мермония. ''Главное, чтобы он не спал и не посчитал это наглостью и грубостью....Я понимаю, что невовремя вообще, но мне надо....Прости моя любовь.'' Так быстро он никогда не мчался мимо театра и пытался удержать важные документы в руках и на последних парах заскочил в отъезжающий аквабус и едва напугал мелюзину своим напористым состоянием. — Герцог, доброе утро. У вас все хорошо? Эта малышка осматривала его с легкой тревогой, а он казался немного диким и не способный разговаривать сейчас. — Я прошу простить меня, но мне срочно нужно во дворец. И на этом он замолк и пытался смотреть в даль и обдумывать эти дела.

Внезапная встреча. Ризли быстро миновал зевак на вокзале и уже мчался к лифту на всех возможных парах, а тяжелые ботинки не казались такими тяжелыми, когда он бежал c такой легкостью и едва не сбивал всех на своем пути. — Прошу меня простить. Вызывал столько вопросов у жандармов и буквально за десять минут преодолел такой безумный и длинный маршрут и тучу неудобных лестниц, которые начали предельно бесить его, когда он едва не скатился с нее, но его спас Спецмек на своем пути. — Впервые скажу, что эти штуки полезные. Он пробежал такой длинный путь и пулей забежал во дворец, резко занося ноги и едва успел остановиться возле сотрудников палаты жестьон. — Мне срочно нужно поговорить с месье Нёвиллетом, прошу меня простить. Он прижал к груди дело и пытался отдышаться, но адреналин еще накрывал его, а может это бессонная ночь.

Смерть не принесла того покоя о котором вещают священники на земле. Вики попала в школу для ангелов и демонов и ее захватил водоворот новых приключений. И вот совсем недавно ей стало известно, что в ее смерти виновен кто-то из бессмертных, ведь вспомнила, как незадолго до аварии видела соседа, который оказался мертв уже на протяжении нескольких дней. Девушка закрылась ото всех и пыталась осознать все произошедшее. Особенно ее волновал вопрос кому же она понадобилась в этой школе, раз он решился на такой жестокий поступок. Да, Уокер нравилось в школе ангелов и демонов, ведь в короткое время ей удалось завести дружеские отношения с многими ребятами и терять их не хотелось. Но при всем этом в голову настойчиво лезли мысли о том, как могла бы сложиться ее жизнь, если бы она не погибла. А главное оставалась кровоточащая рана, ведь беспокойство за родителя никуда не делось.
Для кого я всего-лишь игрушка? Кто так безжалостно влез в мою смертную жизнь? Возможно этот кто-то именно из этой школы. Ведь встречали меня Геральд и Мисселина и именно они проверяли меня. Эти мысли разрывали голову и подозрения падали на многих, даже на ту же самую мать, которую Ви, как оказалось совершенно не знала. И чтобы не сойти сума пришлось все же выйти из своей раковины и постараться постепенно разбираться в данной ситуации. Конечно же друзья не могли не заметить подавленного состояния непризнанной и приставали к ней с расспросами. Но ей не хотелось пускать кого-то к себе в душу и думать сейчас своей головой. Правда был один тот, кому уже было известно все обстоятельства дела. И это был никто иной, как Люцифер. Поверить в то, что этот демон будет сплетничать с кем-то о Вики было бы очень странным, но все же брюнетка решила поговорить с ним и попросить не распространяться об истории ее гибели. И чтобы им никто не мешал, она выбрала вечернее время и направилась в комнату сына Сатаны.
Была уже почти ночь и направляясь в спальню к Люциферу, девушка заметила, как он сам выскальзывает из своей комнаты и тихо направляется куда-то. Ей стало интересно что же задумал этот неугомонный демон и потому она тихо пошла за ним. Уокер успела не много узнать его и знала, что такой его загадочный вид не сулил ничего хорошего, а значит этот черт что-то задумал. И тут задачка сложилась в уме, ведь Ви вспомнила что на днях в школу прибыл один из представителей Цитадели и он привез с собой артефакт, который очень заинтересовал твердолобого друга. Он как-то рассказывал о том, что эта безделушка когда-то принадлежала Аду и приспешники Небес отобрали у них сильную игрушку.
Вот же неугомонный. Если тебя поймают, то выгонят и отцу уж точно ничего доказать не сможешь, а лишь еще больше разозлишь этого тирана. Вики понимала, что нелюбимый сын готов пойти на многое, дабы доказать родителю что чего-то стоит, вот только Непризнанная не готова была закрыть глаза на такое сумасбродство. Он стал ей дорог и потому именно ей придется вправить мозги этому упрямцу. А заставить себя выслушать она уж точно могла, Вики отличалась таким же непробиваемым характером и не привыкла пасовать перед трудностями. И необходимо было действовать, как можно скорее. А значит хватит играть в сыщиков, а включать психоанализ.
- Милый, не меня ли ты ищешь? Брюнетка вышла из-за колоны и решила немного привлечь к своей персоне внимание нестандартным способом. Люцифер явно не ожидал, что кто-то заметит его передвижения и конечно же не мог подумать, что Ви поймет его намерения и будет его отговаривать. А она именно этим для начала и решила заняться. Девушка подошла к другу в плотную и заглянула в эти непроницаемые глаза, показывая свою решимость идти до конца, а только потом решила выложить все карты на стол.
- Если решился на авантюру, то знай, что я тебе не позволю наделать глупостей. Еще не хватало чтобы тебя выгнали из школы из-за этого. Я буду твоей совестью и тенью и буду следовать по пятам. Непризнанная прошипела эти слова прямо на ухо демону, чтобы их никто не смог подслушать и для этого ей пришлось подойти почти вплотную к нему и встать на цыпочки. Со стороны могло показаться, что у них что-то вроде тайного свидания и парочка желает уединиться, но лучше уж так, чем подозрение о намерениях обворовать представителя Цитадели.