Боги порой слишком слепы. Они не видят дальше собственного носа. Не видят важных вещей. Они могут совершать ошибки и совершают. Они погрязли в праздности и любви к себе. Требуя от собственных потомков лишь восхваления себя. Не замечая опасностей, даже когда те выносят дверь в их дом. Так было. Так будет. Многие считали, что титаны после очередного поражения забрались в самые дальние норы  и ещё несколько веков не покажут своих смрадных лиц. Как жаль, что они ошибались. Теперь она была уверена в и в том, что сама совершила ошибку. Её ошибка состояла в том, что она подобно многим верила, что мудрый отец более не допустить подобного, но он допустил. И снова они совершали те же ошибки. Признавая своих чад в лагере они совершенно забывали о тех полукровках, что оставались вне. Их враги убивая очередное дитя бога получали силу, которой лишали того самого бога. Их сила всегда строилась на вере, а не будь веры они потеряют все остальное. И мир падет перед яростью бессмертных.
Она понимала, что разговаривать с олимпийцами трудно, но теперь даже собственный отец отказался её слушать. Он был слеп и глух к словам дочери. Считая, что она все ещё под действием того, как они делятся на римских и греческих богов. Советовал больше отдыхать и ушел под руку с очередной нимфой навлекая на себя гнев Геры. И не надоело ему снова и снова испытывать терпение своей венценосной супруги. Знает ведь, что вполне в её силах наказать его так, что станет не до смеха. Что будет, когда она откажется от былых привязанностей? Не стоит также забывать, что Арес её любимый сын и она все ещё помнит все обиды. Афина никогда этого не понимала. Может быть потому, что вела совершенно иной образ жизни. Может быть потому, что выбирала любимчиков по иным критериям, но все же сейчас она понимала, что скорее всего осталась одна против всех. Совершенно одна. И это печалило.
Богиня долго думала о том с кем ещё можно было поговорить. Нельзя было сказать, что с этим своим родственников покровительница ремесел была близка, но в отличии от многих у Аида было не предвзятое отношение к происходящему и не замыленый взгляд. Он трезво оценивал опасность и как оказалось на него можно было положиться. Именно на него и надеялась Афина, которая искала союзников среди бессмертных, даже зная насколько дело это бесполезно. Именно в этот момент она заметила женскую фигуру, что стояла в тени. Всегда в тени, всегда не заметна и от того ещё более губительна. Расточительница раздора она всегда появлялась там, где пахло сварой усиливая её эффект или становясь причиной хаоса, что опускался как на головы смертных, так и бессмертных созданий.
— Чего тебе надобно Эрида? — в её голосе ни капли тепла. Особой любви она не испытывала к ней, даже после событий связанных с яблоком и Троянской войной. Богиня возомнившая о себе слишком много, но всегда получавшая свое. Не важно как плохо это. Важно только то, что она хотела. В этом между ними и была разница. Разные методы, разные желания. И все же она была здесь и кажется с очередной порцией своих колких фраз. Не любовь к своим родственникам она не скрывала. Но кажется и титанов не слишком любила, что было им на руку. А не то баланс сил мог бы сильно поколебится.

Пост кину в ЛС по первому же требованию.

Я думаю, нам обоим нужна была эта поездка. Мне не нравится всё то, что происходит в последнее время, а моей дорогой Фриде, я так понимаю, нужен этот двухнедельный отпуск. От досужих слухов, что гуляют по стенам замка и обсуждений с глупыми подружками, в коих я совершенно не видел никакого толка. И несмотря на чистокровные семьи, откуда они происходили — никакого в них толка. Вне зависимости от того, что они говорили Забини — испытывали ко мне симпатию или напротив, уговаривали держаться подальше, судьба наша была предопределена. После окончания школы мы женимся, воссоединяя две чистокровные семьи, я присоединяюсь к Тёмному Лорду, в правлении которого лишь я вижу величие волшебников, грязнокровки покидают наши ряды и стены Хогвартса, и когда всё придёт наконец в норму, станет таким, каким и должно быть, вполне возможно, мы задумаемся с Фридой о детях. Как нормальная, совершенно обычная семья, которой и должны были стать,  не только потому, что любили друг друга, но и от того, что это было правильно.
Когда настанет новая эпоха — новый мир, в котором магия принадлежит волшебникам, всем из нас станет лучше. И моя дорогая Фрида, что слишком халатно относится к тому, что ей приходится проводить своё время с грязнокровками, сможет ощутить наконец эту разницу. Улицы, по которым больше не разносится эта вонь магглорождённых, пробравшихся в наш мир и хватающихся за него своими грязными пальцами. Школа магии, в которой будут обучать тех, кто этого достоин, по праву рождения своему. К чему делить знания нашего мира с теми, кто никогда к нему не принадлежал?
Наверное, Фриде просто нужно отдохнуть. Слишком многое случилось в последнее время, я согласен. И дело не только в том, сколько вокруг меня оказывается раздражителей в последнее время, вроде грязнокровок, что открывают рты, или слишком ретивых гриффиндорцев, или... В последнее время и впрямь, весьма многое меня отвлекало от учёбы и самой Забини. Но тёмные искусства — не то, чем можно заниматься спозаранку, уделяя тому три минуты в день. Если я хотел овладеть ими, то это требовало концентрации, сил и что самое главное — опыта в использовании. А они были необходимы мне для того, чтобы Тёмный Лорд принял меня в свои ряды. Я знаю, он присматривается, благодаря протекции отца я получаю поручения, каждое из которых было выполнено, без осечек и ошибок. И чувство это было невероятным — одобрение, которое я получал. Но мне хотелось большего. Настанет время для испытаний, когда я закончу школу, осталось совсем немного. Но я должен быть к этому готов.
И я не знаю, к тому же, чем недовольна так постоянно Фрида. В конце концов, я не трогал её друзей — все, чей статус крови вызывал сомнение, давно были изгнаны из кругов нашего общения. А судьба тех, кто не был даже известен ей лично, вряд ли должна быть предметом наших обсуждений. И уж тем более, ссор. Меня раздражают эти участившиеся между нами конфликты, словно в них был какой-то смысл. Я даже понять не мог, откровенно говоря, чего именно хочет моя дорогая Фрида. Чтобы я полюбил грязнокровок и танцевал с ними вальс каждый вечер? Чтобы отказался от всех собственных желаний, потому что того велят её капризы? Может быть, рассердить меня однажды до такой степени, что я перестану сдерживать проявления собственной ярости и явлю их ей?
Я терпелив, в достаточной степени. По-крайней мере, со своей будущей женой, даже в те моменты, когда не вижу в её глазах отражения любви ко мне или хотя бы одобрения. Безусловно, это злит меня — настолько, что раздражение моё, как правило, требует своего выхода. И какой смысл меня винить в том, что я так зол и жесток в последнее время, если большинство из этих конфликтов она провоцирует сама? Своим равнодушием, что я всё чаще наблюдаю в последнее время. Или холодом, с которым она отталкивает меня от себя, когда я стремлюсь заключить её в объятия. Или тем, что не устаёт повторять мне, насколько я не прав в её глазах. Связывай нас лишь брак по договорённости, что было столь обыденным в нашем мире, она пожалела бы о каждом из своих неуважительных поступков. Да, я должен быть сдержанным и благородным — кажется, так говорилось в книгах по этикету для чистокровных волшебников. Но будем честны. Меня бы мало волновало, как именно я должен представляться этому обществу — благородным честным рыцарем или настоящем бесом. Вряд ли Тёмному Лорду, лишь в служении которому я видел свой путь, было дело до моих манер. И я уверен, эта помолвка не была бы расторгнута даже будь я не столь терпелив по отношению к несносному характеру Фриды. Она уже моя невеста. Вряд ли кто-то оспорил моё право на то, чтобы выстраивать отношения с ней так, как я сам то считаю нужным.
И всё же, она по жизни удачлива, моя прекрасная Забини. Я не только связан с ней обещаниями, данными семьями друг другу, но и любовью, её счастье. Причинять ей вред, даже при всей способности это сделать, я не хочу. Так что, искренне надеюсь, что она одумается, когда закончатся эти её капризы, навеянные знаниями, подчерпнутыми неизвестно откуда. Общественное мнение неоднозначно высказывается о присутствии грязнокровок в мире магов, куда они пробрались, никаких сомнений, весьма нечестным способом. Но у меня своё сложилось. Как и  у тех, чьи мысли в данном вопросе я считаю для себя приоритетными. Мне мой путь известен. А Фриде, хочет она того или нет, пройти его за руку вместе со мной. Так что, лучше бы смириться с тем, что иначе уже ничего не будет. И перестать портить мне настроение тем, что не имеет, ровным счётом, никакого смысла.
Прекрасный вечер в моём доме, даже если мне известно, насколько сильно Забини не хотела сюда отправляться на эти каникулы. Отношения между нами в последнее время и впрямь, изрядно пошатнулись. Последние несколько недель мы не виделись совершенно, кроме редких совместных занятий, которые совпадали у нас лишь в зельеварении и трансфигурации. Знаю, что Фрида поменяла несколько совместных уроков со мной, демонстрируя независимость собственного характера, но вот именно на это не злюсь. Если ей нужно было личное пространство, то я готов был предоставить ей оное. С тем лишь условием, чтобы она не перегибала палку, испытывая моё терпение. Оно отнюдь не было величиной бесконечной.
И если говорить объективно, мне и самому в последнее время было несколько не до Забини. Я не оставил её и не предоставил самой себе, напоминая о собственном присутствии в её жизни отправленными записками и словами, что шептал на ушко в коридорах Хогвартса, когда мы в них встречались. Но... было слишком много внеклассных занятий, если можно было так назвать то, чем я занимался. И занятия эти требовали от меня максимальной концентрации, вне зависимости от того, сколько мыслей о Фриде витало в моей голове. Безусловно, я хотел вновь обнимать её и наслаждаться поцелуями, а не устраивать променады по Хогсмиду, в поисках тех грязнокровок, что могут быть полезны нам, в наших занятиях. И если встречаться с кем взглядом, то предпочитал с ней, а не с кем-нибудь очередным, зашедшим за пределы собственной наглости, а потому, вызванным на дуэль. Но, увы. Любые возникающие проблемы требовали своевременного решения и большинство своего свободного времени я в последнее время посвящал им. Понимаю, моя вина, если говорить конкретно о моих взаимоотношениях с этой девушкой. Только я, в отличии от неё, хотя бы старался всё исправить. Нет никаких дел на эти новогодние каникулы и я не планирую никаких событий, что заставят нас с Фридой покинуть фамильный дом. Достаточное количество времени для того, чтобы провести его друг с другом. Всё сложилось весьма удобно — и мой отец, и её семья покинули пределы страны, чтобы навестить дражайших родственников. Будет время для того, чтобы выяснить все возникшие между нами вопросы.
— Перестань дуться, Фрида. Мы же давно распланировали, что проведём эти праздники вместе. Не делай вид, что не хотела оказаться со мной наедине. Подхожу к девушке, сидит в кресле, со спины, склоняясь над ней. Это недовольное выражение лица раздражает меня с  того самого момента, как мы покинули школу. Словно время нам предстояло провести на соломенных подстилках в дешёвом трактире, а не в нашем с отцом фамильном поместье, с полным набором удобств, к которым она привыкла. Тем более, совместное времяпровождение было запланировано давно и к её появлению здесь давно всё было подготовлено. Она сама, в конце концов, дала согласие на то, чтобы провести эти праздники со мной. И более того, мы получили разрешение от обоих семей. Мы оба уже совершеннолетние.  К тому же, ещё пол года, а может быть, чуть больше и мы сочетаемся браком, соединив наши фамилии. Пора было привыкнуть проводить время не под надзором строгого преподавательского состава. Шутка. В этой школе буквально никому и ни до чего, не было дела.
— Нам давно пора поговорить. У тебя постоянно отвратительное настроение в последние месяцы. Тебе надо было сменить обстановку, стены школы, судя по всему, ужасно давят на тебя.   Усмехаюсь, прежде чем целую невесту в макушку, положив руки на её предплечья, поглаживая их. — И мне не нравится, как мало времени мы проводим друг с другом в последнее время, и сколько ссор между нами в последнее время было. Это неправильно. Ты же согласна со мной? Склоняюсь ниже, оставляя нежный поцелуй на шее Фриды, вдыхая сладковатый аромат. Не знаю, что именно это за цветы, она не раскрывает своих тайн, а я никак не могу определиться с его нотками. Но это не имеет значения. Мне нравится. Вся она, в качестве моей будущей жены.
— Давай поужинаем. А затем нам нужно поговорить. Приподнимаюсь, подзывая эльфа-домовика, приказывая ему накрыть на стол. На две персоны, эти праздники мы проводим в гордом одиночестве. Вполне возможно, что отец вернётся ближе к их окончанию или же, нас навестят кто-то из наших друзей. И если первого варианта я совсем не прочь, то второй вызывает у меня разумные сомнения. Потому что круг нашего общения с Забини, один и тот же раньше, начал весьма различаться в последние годы. И те, кто были симпатичны ей, вызывали у меня лишь скуку и отсутствие всяческого интереса. Те же, кого я предпочитал в своей компании в последние годы, были определены ею не самым лестным образом. Возможно, для нас обоих лучше будет, если хотя бы это недолгое время — до возвращения в Хогвартс, мы проведём наедине друг с другом. По-крайней мере, вопрос с нашим браком уже решённый. И глупо будет вступать в него в состоянии врагов. А именно к тому и вели все последние события, как мне кажется.
— Кстати, ты и впрямь говорила своим друзьям, что не намерена проводить со мной время и отъезд твоей семьи — единственное обстоятельство, которое заставило тебя  это сделать? Задаю свой вопрос, словно невзначай, когда отхожу от неё, присаживаясь в кресло напротив. Улыбаюсь, не демонстрируя ни капли раздражения, которым был заполнен до краёв, никаких сомнений. Впрочем, вряд ли Фриду, что была знакома со мной с самого детства, могли обмануть любые мои реакции. — Тебе не кажется, что это несколько... Делаю вид, что задумываюсь над формулировками, которые собирался использовать. Хотя, по мере того, как я произносил это вслух, гнев возрастал во мне настолько, что я многое сейчас бы смог сказать Забини без всяких запинок, весьма грубое, и нелицеприятное. Но, как уже говорилось, я считал правильным исправить отношения с ней, а не испортить их окончательно. Впрочем, в конечном итоге, это совершенно ничего не меняло. Ей всё равно быть моей женой. Разница лишь в моём отношении к ней. И у неё осталось не так уж много шансов выправить всё. Не думала же она, что ради любви должен стараться лишь я один?
— Неуважительно и некрасиво по отношению к собственному жениху. Да ещё сказать не мне, а за моей спиной. Как грубо. Сверлю Фриду взглядом, пытаясь понять её эмоции по этому поводу, но тут же беру себя в руки. Портить этот вечер я не намерен. По-крайней мере, пока. — Совет на будущее, милая. В этой школе сплетничать любят даже картины. Что уж говорить о тех, кто в ней обучается? Знаю, что она поделилась лишь с лучшей подругой своими сомнениями, но... Если не хочешь быть услышанным, то не произноси этого вслух. — Впрочем, ладно. Не будем портить этот вечер. Составишь мне компанию за ужином, любовь моя? Он должен быть готов. Приподнимаюсь со своего кресла, сокращая расстояние между собой и Фридой, и протягивая ей руку. Не только лишь я один виновен в том, что происходит с нами в последнее время. Разве, любое недопонимание между любящими людьми — не вина обеих сторон?

Я думаю, нам обоим нужна была эта поездка. Мне не нравится всё то, что происходит в последнее время, а моей дорогой Фриде, я так понимаю, нужен этот двухнедельный отпуск. От досужих слухов, что гуляют по стенам замка и обсуждений с глупыми подружками, в коих я совершенно не видел никакого толка. И несмотря на чистокровные семьи, откуда они происходили — никакого в них толка. Вне зависимости от того, что они говорили Забини — испытывали ко мне симпатию или напротив, уговаривали держаться подальше, судьба наша была предопределена. После окончания школы мы женимся, воссоединяя две чистокровные семьи, я присоединяюсь к Тёмному Лорду, в правлении которого лишь я вижу величие волшебников, грязнокровки покидают наши ряды и стены Хогвартса, и когда всё придёт наконец в норму, станет таким, каким и должно быть, вполне возможно, мы задумаемся с Фридой о детях. Как нормальная, совершенно обычная семья, которой и должны были стать,  не только потому, что любили друг друга, но и от того, что это было правильно.
Когда настанет новая эпоха — новый мир, в котором магия принадлежит волшебникам, всем из нас станет лучше. И моя дорогая Фрида, что слишком халатно относится к тому, что ей приходится проводить своё время с грязнокровками, сможет ощутить наконец эту разницу. Улицы, по которым больше не разносится эта вонь магглорождённых, пробравшихся в наш мир и хватающихся за него своими грязными пальцами. Школа магии, в которой будут обучать тех, кто этого достоин, по праву рождения своему. К чему делить знания нашего мира с теми, кто никогда к нему не принадлежал?
Наверное, Фриде просто нужно отдохнуть. Слишком многое случилось в последнее время, я согласен. И дело не только в том, сколько вокруг меня оказывается раздражителей в последнее время, вроде грязнокровок, что открывают рты, или слишком ретивых гриффиндорцев, или... В последнее время и впрямь, весьма многое меня отвлекало от учёбы и самой Забини. Но тёмные искусства — не то, чем можно заниматься спозаранку, уделяя тому три минуты в день. Если я хотел овладеть ими, то это требовало концентрации, сил и что самое главное — опыта в использовании. А они были необходимы мне для того, чтобы Тёмный Лорд принял меня в свои ряды. Я знаю, он присматривается, благодаря протекции отца я получаю поручения, каждое из которых было выполнено, без осечек и ошибок. И чувство это было невероятным — одобрение, которое я получал. Но мне хотелось большего. Настанет время для испытаний, когда я закончу школу, осталось совсем немного. Но я должен быть к этому готов.
И я не знаю, к тому же, чем недовольна так постоянно Фрида. В конце концов, я не трогал её друзей — все, чей статус крови вызывал сомнение, давно были изгнаны из кругов нашего общения. А судьба тех, кто не был даже известен ей лично, вряд ли должна быть предметом наших обсуждений. И уж тем более, ссор. Меня раздражают эти участившиеся между нами конфликты, словно в них был какой-то смысл. Я даже понять не мог, откровенно говоря, чего именно хочет моя дорогая Фрида. Чтобы я полюбил грязнокровок и танцевал с ними вальс каждый вечер? Чтобы отказался от всех собственных желаний, потому что того велят её капризы? Может быть, рассердить меня однажды до такой степени, что я перестану сдерживать проявления собственной ярости и явлю их ей?
Я терпелив, в достаточной степени. По-крайней мере, со своей будущей женой, даже в те моменты, когда не вижу в её глазах отражения любви ко мне или хотя бы одобрения. Безусловно, это злит меня — настолько, что раздражение моё, как правило, требует своего выхода. И какой смысл меня винить в том, что я так зол и жесток в последнее время, если большинство из этих конфликтов она провоцирует сама? Своим равнодушием, что я всё чаще наблюдаю в последнее время. Или холодом, с которым она отталкивает меня от себя, когда я стремлюсь заключить её в объятия. Или тем, что не устаёт повторять мне, насколько я не прав в её глазах. Связывай нас лишь брак по договорённости, что было столь обыденным в нашем мире, она пожалела бы о каждом из своих неуважительных поступков. Да, я должен быть сдержанным и благородным — кажется, так говорилось в книгах по этикету для чистокровных волшебников. Но будем честны. Меня бы мало волновало, как именно я должен представляться этому обществу — благородным честным рыцарем или настоящем бесом. Вряд ли Тёмному Лорду, лишь в служении которому я видел свой путь, было дело до моих манер. И я уверен, эта помолвка не была бы расторгнута даже будь я не столь терпелив по отношению к несносному характеру Фриды. Она уже моя невеста. Вряд ли кто-то оспорил моё право на то, чтобы выстраивать отношения с ней так, как я сам то считаю нужным.
И всё же, она по жизни удачлива, моя прекрасная Забини. Я не только связан с ней обещаниями, данными семьями друг другу, но и любовью, её счастье. Причинять ей вред, даже при всей способности это сделать, я не хочу. Так что, искренне надеюсь, что она одумается, когда закончатся эти её капризы, навеянные знаниями, подчерпнутыми неизвестно откуда. Общественное мнение неоднозначно высказывается о присутствии грязнокровок в мире магов, куда они пробрались, никаких сомнений, весьма нечестным способом. Но у меня своё сложилось. Как и  у тех, чьи мысли в данном вопросе я считаю для себя приоритетными. Мне мой путь известен. А Фриде, хочет она того или нет, пройти его за руку вместе со мной. Так что, лучше бы смириться с тем, что иначе уже ничего не будет. И перестать портить мне настроение тем, что не имеет, ровным счётом, никакого смысла.
Прекрасный вечер в моём доме, даже если мне известно, насколько сильно Забини не хотела сюда отправляться на эти каникулы. Отношения между нами в последнее время и впрямь, изрядно пошатнулись. Последние несколько недель мы не виделись совершенно, кроме редких совместных занятий, которые совпадали у нас лишь в зельеварении и трансфигурации. Знаю, что Фрида поменяла несколько совместных уроков со мной, демонстрируя независимость собственного характера, но вот именно на это не злюсь. Если ей нужно было личное пространство, то я готов был предоставить ей оное. С тем лишь условием, чтобы она не перегибала палку, испытывая моё терпение. Оно отнюдь не было величиной бесконечной.
И если говорить объективно, мне и самому в последнее время было несколько не до Забини. Я не оставил её и не предоставил самой себе, напоминая о собственном присутствии в её жизни отправленными записками и словами, что шептал на ушко в коридорах Хогвартса, когда мы в них встречались. Но... было слишком много внеклассных занятий, если можно было так назвать то, чем я занимался. И занятия эти требовали от меня максимальной концентрации, вне зависимости от того, сколько мыслей о Фриде витало в моей голове. Безусловно, я хотел вновь обнимать её и наслаждаться поцелуями, а не устраивать променады по Хогсмиду, в поисках тех грязнокровок, что могут быть полезны нам, в наших занятиях. И если встречаться с кем взглядом, то предпочитал с ней, а не с кем-нибудь очередным, зашедшим за пределы собственной наглости, а потому, вызванным на дуэль. Но, увы. Любые возникающие проблемы требовали своевременного решения и большинство своего свободного времени я в последнее время посвящал им. Понимаю, моя вина, если говорить конкретно о моих взаимоотношениях с этой девушкой. Только я, в отличии от неё, хотя бы старался всё исправить. Нет никаких дел на эти новогодние каникулы и я не планирую никаких событий, что заставят нас с Фридой покинуть фамильный дом. Достаточное количество времени для того, чтобы провести его друг с другом. Всё сложилось весьма удобно — и мой отец, и её семья покинули пределы страны, чтобы навестить дражайших родственников. Будет время для того, чтобы выяснить все возникшие между нами вопросы.
— Перестань дуться, Фрида. Мы же давно распланировали, что проведём эти праздники вместе. Не делай вид, что не хотела оказаться со мной наедине. Подхожу к девушке, сидит в кресле, со спины, склоняясь над ней. Это недовольное выражение лица раздражает меня с  того самого момента, как мы покинули школу. Словно время нам предстояло провести на соломенных подстилках в дешёвом трактире, а не в нашем с отцом фамильном поместье, с полным набором удобств, к которым она привыкла. Тем более, совместное времяпровождение было запланировано давно и к её появлению здесь давно всё было подготовлено. Она сама, в конце концов, дала согласие на то, чтобы провести эти праздники со мной. И более того, мы получили разрешение от обоих семей. Мы оба уже совершеннолетние.  К тому же, ещё пол года, а может быть, чуть больше и мы сочетаемся браком, соединив наши фамилии. Пора было привыкнуть проводить время не под надзором строгого преподавательского состава. Шутка. В этой школе буквально никому и ни до чего, не было дела.
— Нам давно пора поговорить. У тебя постоянно отвратительное настроение в последние месяцы. Тебе надо было сменить обстановку, стены школы, судя по всему, ужасно давят на тебя.   Усмехаюсь, прежде чем целую невесту в макушку, положив руки на её предплечья, поглаживая их. — И мне не нравится, как мало времени мы проводим друг с другом в последнее время, и сколько ссор между нами в последнее время было. Это неправильно. Ты же согласна со мной? Склоняюсь ниже, оставляя нежный поцелуй на шее Фриды, вдыхая сладковатый аромат. Не знаю, что именно это за цветы, она не раскрывает своих тайн, а я никак не могу определиться с его нотками. Но это не имеет значения. Мне нравится. Вся она, в качестве моей будущей жены.
— Давай поужинаем. А затем нам нужно поговорить. Приподнимаюсь, подзывая эльфа-домовика, приказывая ему накрыть на стол. На две персоны, эти праздники мы проводим в гордом одиночестве. Вполне возможно, что отец вернётся ближе к их окончанию или же, нас навестят кто-то из наших друзей. И если первого варианта я совсем не прочь, то второй вызывает у меня разумные сомнения. Потому что круг нашего общения с Забини, один и тот же раньше, начал весьма различаться в последние годы. И те, кто были симпатичны ей, вызывали у меня лишь скуку и отсутствие всяческого интереса. Те же, кого я предпочитал в своей компании в последние годы, были определены ею не самым лестным образом. Возможно, для нас обоих лучше будет, если хотя бы это недолгое время — до возвращения в Хогвартс, мы проведём наедине друг с другом. По-крайней мере, вопрос с нашим браком уже решённый. И глупо будет вступать в него в состоянии врагов. А именно к тому и вели все последние события, как мне кажется.
— Кстати, ты и впрямь говорила своим друзьям, что не намерена проводить со мной время и отъезд твоей семьи — единственное обстоятельство, которое заставило тебя  это сделать? Задаю свой вопрос, словно невзначай, когда отхожу от неё, присаживаясь в кресло напротив. Улыбаюсь, не демонстрируя ни капли раздражения, которым был заполнен до краёв, никаких сомнений. Впрочем, вряд ли Фриду, что была знакома со мной с самого детства, могли обмануть любые мои реакции. — Тебе не кажется, что это несколько... Делаю вид, что задумываюсь над формулировками, которые собирался использовать. Хотя, по мере того, как я произносил это вслух, гнев возрастал во мне настолько, что я многое сейчас бы смог сказать Забини без всяких запинок, весьма грубое, и нелицеприятное. Но, как уже говорилось, я считал правильным исправить отношения с ней, а не испортить их окончательно. Впрочем, в конечном итоге, это совершенно ничего не меняло. Ей всё равно быть моей женой. Разница лишь в моём отношении к ней. И у неё осталось не так уж много шансов выправить всё. Не думала же она, что ради любви должен стараться лишь я один?
— Неуважительно и некрасиво по отношению к собственному жениху. Да ещё сказать не мне, а за моей спиной. Как грубо. Сверлю Фриду взглядом, пытаясь понять её эмоции по этому поводу, но тут же беру себя в руки. Портить этот вечер я не намерен. По-крайней мере, пока. — Совет на будущее, милая. В этой школе сплетничать любят даже картины. Что уж говорить о тех, кто в ней обучается? Знаю, что она поделилась лишь с лучшей подругой своими сомнениями, но... Если не хочешь быть услышанным, то не произноси этого вслух. — Впрочем, ладно. Не будем портить этот вечер. Составишь мне компанию за ужином, любовь моя? Он должен быть готов. Приподнимаюсь со своего кресла, сокращая расстояние между собой и Фридой, и протягивая ей руку. Не только лишь я один виновен в том, что происходит с нами в последнее время. Разве, любое недопонимание между любящими людьми — не вина обеих сторон?

Последнее, что фиксирует память Ванды, это обеспокоенное лицо брата и сжигающее дотла чувство вины. Не справилась. Не защитила. Не смогла. Она сидит на коленях перед обесцвеченным телом Вижена и не может найти в себе силы плакать. Ей пришлось пережить его смерть дважды. Сначала убить его самостоятельно, удерживая при этом безумного титана, а после просто бессильно смотреть, как обесценивается его жертва. Это несправедливо. Ведьма чувствует боль и страх всех, кто пал жертвой щелчка. Слышит крики их родных и близких, которые вынуждены жить дальше. Поэтому в какой-то степени чувствует облегчение, когда ее собственное тело у нее на глазах обращается в прах.
Смирение. Покой. Тишина.
Единственное, о чем она жалеет, что Пьетро теперь останется один. Ей уже довелось испытать это, еще тогда, в Соковии, когда на какой-то момент его сердце перестало биться. Но брат сильный, он справится. А потом, в самый последний момент, перед последним вздохом, Ванда чувствует, как умирает ее брат. Снова. И она кричит. Кричит громко, до срывающегося голоса, но ее крик уже никто не слышит. Потому что Ванда Максимофф больше не существует.

Падение. Бесконечное падение в полной темноте. Но Ведьме не страшно, потому что она знает, в любом случае там она будет вместе с Пьетро. Теперь уже навечно. На ее губах должно быть появляется мягкая умиротворенная улыбка. Она ждет этой встречи. Так будет правильно. Они заслужили, они слишком много уже потеряли. Сначала родители, потом целая страна, Пьетро сам едва ли не умер тогда, в Соковии, защищая от пуль их нового соратника и невинного ребенка. И вот когда казалось бы, жизнь стала налаживаться, у них появилась новая семья и даже новая страна — Ваканду хотелось защищать и оберегать, настолько она была прекрасна, Судьба наносит им новый удар. Безумие Таноса привело только к новым разрушениям и еще большему расколу. И к новым жертвам. Когда этому всему придет конец? Ведьма пыталась заглянуть в будущее, предугадать следующий шаг титана, но ее силы словно были заблокированы, а доктор Стрэндж как назло не выходил на связь. Максимова в последнее время настолько привыкла полагаться на своего наставника, что была растеряна настолько, что ей не удавались даже элементарные "фокусы". Впрочем, Пьетро быстро привел свою сестру в чувство. Сейчас не время. Им уже довелось встретиться с авангардом армии Таноса, его лучшими солдатами, его генералами. И на память о них на плече у Ведьмы теперь останется уродливый шрам, которому уже не суждено раствориться. И дальше будет только хуже.

У них был план. Хороший план, просто отличный. Вот только никто не удосужился спросить саму Ванду, а готова ли она сыграть свою роль. Ей нужно было убить своего друга — человека, вернее андроида, который всегда был на ее стороне, который однажды уже спас ее, когда разрушалась Соковия. Ванда не могла. Не могла этого сделать, но ей пришлось. Она смотрела в глаза Вижена и видела там целую вселенную, но все же не дрогнула. Алые нити плотно окутали камень разума, прежде чем с невероятной силой его сжать. Андроид кричал от боли, но Ведьма не остановилась, потому что за ее спиной появился Танос. И сквозь стекающие с глаз слезы, Алая Ведьма выполнила свой долг, едва ли не валясь с ног от разрывающей на части силы, кипящей в ее венах, а также невыразимой боли от очередной потери — и все же ей удалось удерживать Таноса, который собрал практически все камни бесконечности. Она могла бы гордиться собой, если бы не полное опустошение. Ванда практически ничего не чувствовала, когда смотрела как титан поворачивает руку, восстанавливая Вижена. И лишь на краю сознания проскочила мысль, что Стивен скорее умрет, чем добровольно отдаст камень времени, а значит... доктор Стрэндж мертв. Боль затопила ее сознание, лишила способности ясно мыслить. Ведьма попыталась мысленно найти Лорну, Эрика, Чарльза, но лишь тишина стала ей ответом. Это Танос что-то сделал, ведь теперь в его руках неограниченная власть, успокаивала себя девушка, опасаясь допустить даже мысль об обратном. Они живы. Должны быть живы, чтобы отомстить!

Но реальность снова играет против нее. Резкий удар об землю выбивает воздух у нее из легких, и девушка закашливается, невольно вдыхая пыль. Ощущения слишком реальные. Что-то не так. Резким рывком садится, оглядываясь и убирая лезущие в лицо волосы. Темно. Душно. Страшно. Ванда невольно ежится, обнимая себя руками за плечи и слегка их растирает. Вокруг нее никого нет, это она может сказать со стопроцентной уверенностью. Все ее чувства обострены, она напряженно всматривается в темноту.

— Пьетро? — не сдержавшись, наугад зовет Алая Ведьма, потому что тишина давит на нее, окружает со всех сторон, мешает дышать. — Есть кто... живой? — с негромким смешком невольно срывается с ее губ, потому что наиболее вероятно, что она уже давно умерла. Чтобы не сойти с ума окончательно, Ванда поднимает руку, позволяя алому туману окутать ее пальцы, добавляя немного света и позволяя осмотреться. Силы остались при ней, уже хорошо.

Как только будет, так сразу добавлю.

OST: Breaking Benjamin – I Will Not Bow
Существование – изолированный остров.  Балтийское море. 2008 год.

Все вокруг было серым. Кто-то определенно постарался над тем, чтобы ни у кого не возникло желания подобраться к этому острову ближе, чем на пару километров. По сути это была огромная гора по центру, выросшая прямиком из вод Балтийского моря. Если к нему когда-то, кто-то и собирался прокладывать мосты, то на это ушли бы десятки лет. Остров был так удален от прочих мест обитания людей, что его попросту не было видно с другого берега. А всем кто выходил в море, приходилось обнаруживать самую верхушку этого монстра совсем неожиданно для себя на третий или даже четвертый день странствований в водных пространствах, причем непременно в ночное время.  Остров не имел маяка, если такое строение когда-либо и присутствовало на нем, то оно было разрушено очень и очень давно. Но имелась радиовышка, которая время от времени посылала сигналы на ближайшие судна, на повторе требуя разворачиваться назад.  Последний такой сигнал суднам был послан  несколько лет назад, после чего остров по праву стал считаться заброшенным и забытым местом.   Его местоположение и исследования выпали на долю СССР, а позже он был заселен,  не смотря на далеко не южный климат и хорошие условия для проживания.  Все, чем  остров мог к себе привлечь внимание со стороны – угольные ресурсы. Их-то какое-то время и добывали здесь в выстроенных за десятилетия шахтах советские рабочие.   Было время, когда  остров процветал благодаря шахтам, и это не смотря на всю свою изолированность.  Однако уголь имелся в недрах земли данного острова в ограниченном количестве и настал тот день, когда запас угля был полностью исчерпан, а местные жители погрузились в состояние нищеты. 
В 2008 году в качестве контракта, возможность детально исследовать остров  выпадает на долю дядюшки Сэма и его солдат удачи.  В старых бумагах, хранившихся в архивах, сохранились некоторые описания острова, но они слишком неточны и расплывчаты, чтобы полагаясь на них можно было выстроить точный маршрут продвижения.  Общим решением становится выбраться на берег как можно менее заметно и лучшим способом это сделать подойти к острову на расстояние улавливания первого нечеткого сигнала, посланного в последний раз с радиовышки, и уже с борта собственного судна вплавь добираться до суши. Все оборудование, которое могло бы потребоваться в дальнейшем, планировалось скинуть с борта вертолета, что прошелся бы над островом  в час Х.
- Какого хрена?! – Восклицает Финн, первым сбрасывая маску и сдергивая со своей головы сдавливающий ту со всех сторон шлем для дайвинга. Он первый кто выбрался на сушу, словно имел в своей заднице реактивный винт, помогающий ему быстрее преодолевать водные пространства. На самом деле, Финн был тем, кто не очень любил долгие водные прогулки и уж тем более погружения под воду.  Он прикладывает ладонь  козырьком к собственному лбу и щурится, не смотря на то, что здешние места  редко видят солнечные лучи, те просто не могут пробиться сквозь толщу слоистых облаков.  Его восклицание привлекает внимание остальных наемников, что друг за дружкой выбираются на берег, и все они как по команде смотрят в одном направлении, куда указывает Финн.  Все что им удалось за последние двадцать семь минут и тридцать четыре секунды, это добраться в полном составе до берега Существования и выкарабкаться на тот, почти на карачках, чувствуя, как от напряжения болят перетружденные руки и ноги.  При этом  каждый из солдат нашел в себе силы отплеваться  от соленой морской воды и с нескрываемым облегчением стянуть с себя уже ненужное оборудование для подводного дайвинга.  В основном это были маски, боты и перчатки, до костюмов добраться было сложнее, тут требовалась помощь напарника, но все были просто выбиты из сил.  Джейк сбрасывает свою маску в песок вторым. Он первый из оставшихся, кто реагирует на голос Финна и смотрит в направлении, в котором тот указывает.
- НАШЕ ОБОРУДОВАНИЕ! – Секундная заминка, когда Мюллеру дико хочется съязвить и сказать, что Финну не идет роль капитана очевидности, но он не успевает вымолвить не слова, вся ситуация меняется в корне.  Вертолет зависает  в паре километров от берега и точки выхода из воды отряда над островом, чтобы скинуть оборудование, но в его бок врезается выпущенная ракета, а за ней еще одна, разрывая вертушку в клочья.
Финн отскакивает назад, приземляется на задницу, пятится к воде. Мюллер, в прыжке захватив с собой Ванду, уводит ту в сторону и накрывает собственным телом. Что в этот момент происходит с  Полом и Тони, Джейк не имеет ни малейшего понятия, он просто не успевает уследить за каждым шагом своих людей. Какое-то время он без движения лежит поверх Ванды и не шевелится, в движение он приходит лишь тогда, когда последняя осознав, что самолет разлетелся в воздухе на куски, а внутри кабины был Крис отвечающий за оборудование всего отряда, истошно вопит, сталкивая с себя Мюллера.  Тот откатывается в сторону попутно пробурчав:
- Не благодари. – И наконец-то имеет возможность обратить свое внимание на остальных солдат. Желудок сдавливает спазм, дыхание перехватывает  - зрелище, которое разворачивается перед глазами Мюллера невозможно воспринимать как действительность. – Твою мать… - Это невозможно! Они же не просто так назывались солдатами удачи. Вся ирония судьбы заключалась в том, что видел перед собой Джейк.
Пол стоял на коленях, чуть накренившись вперед , но при этом его голова была запрокинута назад. Своими ручищами он обхватывал одну из лопастей ранее принадлежащую сбитому вертолету, теперь же она пробила его насквозь.
- ТВОЮ МАТЬ! – Имя Криса которое выкрикивает Ванда, тонет в том оре, что издает Финн, уведев тоже самое, что увидел чуть раньше Мюллер.
- Стооой! – Призыв Джейка остановиться и не вынимать кусок железа из собственного тела   остается без внимания. Пол погрузившись в состояние шока, а может быть, просто растеряв остатки разумности от боли, расстается с единственным предметом, возможно только благодаря которому все еще дышит и падает замертво на песок, прямиком на собственную кучу внутренностей, что вывалилась из него раньше, он подминает ее под себя.  Серо-золотистый песок жадно впитывает в себя кровь убитого и темнеет вокруг неподвижного тела неравномерным контуром.
- Тони! – Мюллер  делает оборот вокруг собственной оси на все триста шестьдесят градусов в поисках еще одного члена отряда. Тот вскидывает руку вверх, давая понять, что жив. Джейк делает вдох, и шаг за шагом торопливо подбирается к солдату. Лишь на подходе он понимает, что тому тоже перепало от взрыва.
- Какого…? – Мюллер разводит руками в стороны, а затем заводит те за голову, обхватывая ладонями собственный затылок.
- Меня задело. – Хрипит Тони, но Джейк и так это видит, он сбрасывает руки, сжимает те в кулаки, но не знает, что при этом сказать, поэтому молчит и слушает. – На месте Пола должен был быть я. Он… - Тони заходится в кашле и пытается приподнять голову, чтобы увидеть всю масштабность той задницы в которую попал.  – Он оттолкнул меня, но меня кажется, зацепило. Нога, - соотрядовец стонет, как новобранец, впивается своими крючковатыми пальцами в песок, скребет по тому лениво и медленно. – Я ее не чувствую, ниже колена…не чувствую, - последнее повторение перерастает постепенно в бормотание, но где-то на выдохе Тони находит в себе силы не только распахнуть свои покрасневшие и слезящиеся глаза, но и проорать не своим голосом, отчетливо исторгая своим ртом не только мольбу о помощи, но и слюну. – Помоги мне Мюллер!
Джейк качает головой, снова заводит руки за голову, матерится и то делает шаг назад, то подходит ближе к раненому. В конце концов, Мюллер находит в себе силы присесть возле напарника и сдвинуть ткань костюма, в который тот все еще был облачен. Джейк задерживает дыхание, потому что все, что он видит – скверно выглядящая с какой стороны на нее не смотри глубокая рана, из которой торчит раздробленная кость, все это щедро приправлено береговым песком и одному Богу известно, на чем держится одна из частей ноги, все еще считаясь единым целым с другой.
- Срань Господня, Тони, тебе нужна госпитализация.  – Мюллер качает головой и сглатывает вязкую слюну, что наполняет его рот и мешает ему говорить. Вот-вот и его стошнит от обилия увиденного треша.  Напарник заходится смехом и смеется до тех пор, пока не начинает задыхаться и сквозь хрип откашливаться.
- Да? На том куске дерьма, что взлетело на воздух, прихватив с собой на тот свет двух моих людей? На нем ты хочешь меня госпитализировать, Мюллер? Пошел ты! – Кряхтит Пол и зажав в ладони слегка влажный песок, сначала швыряет тот в сидящего рядом Мюллера, а затем начинает на локтях приподниматься, напрягаясь всем телом.  Слишком долго он этот трюк проделывать не может, поэтому отрет то ли от боли, то ли понимания собственной беспомощности и снова падает в песок.
- Ты знаешь, что второй вариант тебе понравится еще меньше чем ожидание. – Заявляет Джейк поднимаясь на ноги.  В отличие от Тони он может это сделать.
- Пристрелить меня решил, сука? - Шипит уже инвалид и снова собирается с силами, чтобы подняться на локтях, возможно даже отползти назад. Мюллер вынимает рывком из своей набедренной кобуры пистолет и взводит курок, наводя тот на лежащего, на песке наемника.
- Ты что творишь? – Подскочивший вовремя Финн, отводит в сторону ударом руку Джейка и гремит выстрел, а пуля, предназначенная Тони, уходит глубоко в песок. – Мы еще можем его спасти!  - Джейк вскидывает пистолет и, злобно сверкая глазами, направляет тот уже на Финна.  – Я прострелю тебе твою тупую башку, если ты еще раз так сделаешь, придурок.  – Обещает Мюллер, но опускает свой пистолет, когда Финн миролюбиво вскидывает обе руки  и отступает назад, показывая, что вступать в схватку с Мюллером он не намерен.
- Он прав. – Ванда, молчавшая все это время, находившаяся где-то на периферии всего происходящего, вдруг вступается за Джейка.  – Одной перевязкой здесь не обойтись, нужна госпитализация, причем срочная. Мы либо идем и ищем, как это сделать, либо… - Ванда не заканчивает своей фразы, но очень красноречиво смотрит на затихшего  Тони. 
Выбор. Опять чертов выбор. И все это на плечах Джейка Мюллера.
- Идем. – Мюллер ставит на предохранитель свой пистолет и отходит от места стычки.
- Не бросайте меня здесь! НЕ БРОСАЙТЕ МЕНЯ! – Выжившие солдаты удачи в составе трех человек удаляются, но через пять шагов их настигают проклятия, оставленного ими позади Тони:
- Мюллееееер! Я выпотрошу тебя! Мюллер!
Джейк резко тормозит и разворачивается в обратном направлении. Попытка Финна его остановить его, заканчивается мощной подачей с локтя в челюсть попытавшемуся. Ванда вскрикивая кидается на помощь заваливающемуся на землю Финну, предпочитая не вставать на пути у Мюллера. Над пляжем вновь гремит выстрел. С этой минуты лоб Тони украшает аккуратная дырка размером в девять миллиметров. Дуло пистолета Джейка дымится, он медленно опускает тот, и его рука вытягивается вдоль тела.
Не проще ли было промолчать, старик? – Вопрошает хладнокровный и безразличный взгляд Мюллера, что скользит вдоль больше неподвижного тела.  Где-то совсем близко, за спиной сопит Финн. Джейк оглядывается и видит удручающую картину – Финн повиснув на плече у согнувшись почти пополам Ванды, прихрамывая, направляется к нему, зажимая собственный нос пальцами, по которым струится кровь, часть крови уже размазана по лицу. 
- Умойся, - бросает через плечо своему напарнику Мюллер, пряча свой пистолет в кобуру, но даже не смотрит в его сторону.  – Мы выдвигаемся по прежним координатам, к месту сброса груза. Возможно, что-то уцелело. Возможно, мы что-то проясним, прибыв туда.
- Что ты хочешь выяснить? – помогая Финну сесть на песок, интересуется Ванда и ее голос звенит от напряжения. Она не из числа тех, кто хочет двигаться в обозначенном направлении.
- Кому вместо нас улыбнулась удача и, каким образом мы умудрились потерять половину своей команды, только ступив на остров.
- Это твой выбор?  - усмехается Ванда.
- Это наш выбор. – Отвечает ей Джейк.
Женщина качает головой и трет своими ладонями и без того перепачканное лицо.
- Нет, Джейк. Это твой выбор.

Визуализация - Блэк в день помолвки

Дом семьи Лестрейндж походил на дом Блэков так же, как и будущая супруга Рудольфуса на него самого – мимолетного взгляда хватит для того, чтобы с уверенностью сказать, что если они не близнецы, то наверняка родственники. Что, впрочем, было не так уж далеко от истины, потому что за века династических браков, все чистокровные маги Великобритании перемешались по крови друг с другом. Этот факт никого не смущал, и ни у кого не закрадывалось ни единой мысли переиначить сложившуюся традицию, потому что так было выгодно – и детям, и родителям, и правительству. Бэллатрикс с раннего детства знала, что будет именно так – кто-то из ее однокурсников или школьных приятелей с нескольких курсов старше, но непременно слизеринцев, как и она сама, наденет кольцо на ее безымянный палец и познакомит с новой спальней, которую для нее выделят в родовом поместье чистокровного рода. И эта мысль совсем ее не пугала, не смущала, и, в общем-то, не вызывала абсолютно никаких эмоций. В этом они с будущим супругом были схожи – помимо всех прочих, внешности и черт характера, из-за которых их считали отражениями друг друга.
Только вот если присмотреться, задержать взгляд, изучить черты их лиц, понаблюдать со стороны чуть дольше, то станет очевидным – Бэллатрикс может и является отражением Рудольфуса, но кривым; нервно смеющимся отражением, и этот смех любого пробирает до костей – что старца, что юное создание, друзей или недругов.
- Тебе, очевидно, все равно, - губы девушки изгибаются в усмешке. Ей нравится непонимание, на мгновение промелькнувшее во взгляде Лестрейнджа-старшего.
- Но ты, очевидно, ничуть не разочарована, - привычно спокойным тоном парирует молодой человек в темном костюме, ловко заправляющий платок в нагрудный карман пиджака. Платок этот, размещенный на левой стороне – цвета запекшейся крови, что выглядит чертовки символично, в такой-то день. Будто бы кто-то ранил Рудольфуса в самое сердце, и, несмотря на то, что рана начала затягиваться, а кровь – высыхать, напоминание останется с ним навсегда. Только вот он успел достаточно хорошо узнать свою невесту, чтобы обрасти панцирем, который даже такой ведьме не по зубам было бы прокусить. Но Бэлле, кажется, нравится пытаться.
- Мне нравится видеть, как ты крепко вцепился во все достоинство, что в тебе есть, и не теряешь его ни при каких условиях, - Блэк взмахивает волшебной палочкой, и ее длинные темные волосы собираются в незамысловатую прическу. Еще один взмах – и вот на ней уже красуются серьги, подаренные Рудольфусом по случаю их помолвки. Девушка критически осматривает свое отражение в напольном зеркале, которое, кажется, приросло к полу своими когтистыми лапами – она почти довольна тем, что видит, но есть ощущение незавершенности. И это недопустимо. Совершенно недопустимо, чтобы в этот продуманный до мелочей вечер что-то пошло не так. Несмотря на всю незначительность повода – для Бэллатрикс, разумеется.
Рудольфус, конечно, переживает тоже – за вечер, за гостей и за то, что его невеста может устроить. Он научился парировать ее нападки, но предугадывать действия – нет. Поэтому подходит к ней сзади, заглядывая в ее глаза через зеркало, пытаясь рассмотреть если не тайны, скрытые в ее душе, то хотя бы настроение на данный момент; но не видит там ничего, кроме привычной непроглядной бездны. А потому лишь с улыбкой, как можно более искренней, говорит шепотом около самого уха:
- А мне нравится видеть на тебе эти серьги. Рубины тебе к лицу, Бэлла.
Бэлла на мгновение прикрывает глаза, довольно улыбаясь и выпрямляясь в спине – так, что часть ее прически теперь не помещается в зеркале. Впрочем, не только это не способно в нем поместиться – для непомерного эго Блэк не хватит и десятка таких зеркал.
Оба будущих супруга заканчивают приготовление к выходу аккурат в тот момент, когда последние гости трансгрессируют в саду – там, в тени вековых деревьев и искусно созданных живых оград, пройдет первая часть званого ужина. И когда Рудольфус уже хотел было спускаться, доносящийся сквозь оконное стекло приближающийся шум отвлек его внимание – он подошел ближе, всматриваясь в линию горизонта. А еще через пару секунд напряженно нахмурился, довольно резко обхватывая предплечье Бэллы и притягивая ее к себе от зеркала.
- Только не говори, что это… - договорить ему девушка не дает. Она извивается змеей, сбрасывая со своей руки его, прислоняется к стеклу ближе и шипит, будто бы проклиная:
- Пропади ты пропадом, Сириус! – она, определенно, зла. Только вот решить, почему именно – из-за того, какой способ появления на ужине выбрал ее треклятый кузен, или же из-за того, что он осмелился явиться не один.
- Ты знаешь, кто она? – спрашивает Рудольфус, задумчиво прижимая палец к своим губам.
- Понятия не имею, - продолжает шипеть Бэлла, - Мне не было никакого дела до списков гостей, я была уверена, что это можно доверить твоей, - выделяет девушка крайней злой интонацией, - Матери, но…
- Нашим, Бэлла, - перебивает и буквально ставит невесту на место, Дольф, - Нашим матерям, - напоминая о том, что миссис Блэк тоже приложила руку к подготовке этого вечера. И нести ответственность придется им обоим – как, впрочем, и за все, что ждет их впереди, когда они разделят одну фамилию, один дом, одну спальню и одну кровать.
- Я все улажу, - говорит, как отрезает, Бэллатрикс, и, не забывая захватить с собой палочку и спрятать ее в рукав, быстро выходит из комнаты, со скоростью надвигающегося шторма спускаясь по лестнице, через длинный коридор, к выходу, ведущему прямо в сад. Она огибает стоящих небольшими группами гостей, приветствуя тех, кто замечает ее появление кивком, аккуратно переступает через подолы длинных платьев и отворачивается от широких полей шляп, украшающих головы почтенных дам. Впервые за всю жизнь Бэлле хочется оказаться сейчас где Мерлину угодно, лишь бы там не было всей этой чистокровной аристократии, зорко следящей за тем, когда же старшая из отпрысков уважаемого рода Блэков сделает неверный ход и оступиться.
«Не дождетесь», - мысленно посылает всех к чертям Бэлла. И Сириуса тоже. Но сталкиваясь с ним чуть ли не носами, когда он разворачивается и делает шаг навстречу кузине, не замечая ее появления, она лишь крепко обхватывает юношеское плечо, будто бы обнимая, а на деле мечтая сейчас сломать одну за другой кости в его руке, и поставить на колени за ту дерзость, что он себе позволил.
- Сириус! – улыбается, но в улыбке этой нет ничего хорошего, и молодой человек должен это как никто другой знать, - Признаюсь, мы с Дольфом до последнего думали, что ты решил не приходить, а тут – глядите-ка, даже с компанией. Познакомишь нас? – Бэллатрикс переводит взгляд на хрупкое создание, стоящее рядом с кузеном, и впивается в нее таким взглядом, будто бы клыками. Улыбка все больше походит на оскал – одно неверное слово, одно неверное движение, и гадюка, притаившаяся в человеческом обличье, сделает свой голодный бросок.
«Выбирай тщательнее что ответить, братец – у тебя нет ни одной, Мерлин тебя побери, причины, портить этот вечер. Ведь ты сам сказал, что тебе вдруг стало все равно. Так покажи мне, насколько тебе все равно».

[indent][indent]- Вонг! - крикнул Стефан, буквально вываливаясь из портала, из которого вслед за магом в холл Санкторума потянулись болотно-зеленоватые завихрения миазмов. - Во-о-о-онг!
[indent] Голос его сорвался, Стрэндж зашелся в кашле, сплюнув на пол зеленоватой слюной, поплелся к лестнице, едва переставляя ноги и волоча за собой обрывок гигантского щупальца, оставлявшего на паркете и выстланных на лестницах коврах разводы дурно пахнущей слизи и, по всей видимости, крови.
[indent] Стрэндж на ходу, качаясь от стены к стене, отцеплял от себя присоски, до крови закусив губу, чтобы не стонать каждый раз от боли - в центе каждой присоски прятался выдвижной, как у кошек, острый коготь, прочно впивающийся в тело. Синяя ткань робы темнела от расплывающихся по груди бордовых пятен.
[indent] - Вонг... - он уже шептал - на крик просто не осталось сил, - когда из-за угла появился китаец и подхватил его, закинув руку на плечо. - Это оказалось сложнее, чем я рассчитывал...
[indent] Стефан снов зашелся в кашле, чувствуя во рту мерзкий кисловато-гнилостный привкус. Он навалился на Вонга, стараясь резвее передвигать ногами, но от позвоночника разливалось холодное онемение, помощнику приходилось буквально тащить его на себе.
[indent] - Но мне удалось, - побледневшие губы искривились в улыбке, долженствующей означать торжество, но более всего походившей на гримасу злого языческого божка. - Мне удалось, понимаешь? Это значит, я еще могу... еще не все потеряно.
[indent] - Сейчас это не важно, - несмотря на явное волнение азиата, голос его звучал как всегда спокойно и твердо. - Нужно привести тебя в порядок.
[indent] Стрэндж хрипло засмеялся. Он никогда не замечал за мистиком этого безосновательного оптимизма, но тут же оборвал смех, стиснув пальцы на плече Вонга.
[indent] - Это будет непросто... но спасибо тебе, друг мой, за эту веру.
[indent] - Молчи, ты теряешь силы, - Вонг перехватил его поудобнее и толкнул дверь кабинета Стрэнджа.
[indent] Это помещение было пропитанного его энергией, защищено от всех мыслимых угроз и являлось точкой концентрации энергии драконьих линий, пролегающих над Санктум Санкторумом. Стефан вздохнул чуть свободнее, приваливаясь плечом к боковине книжного шкафа.
[indent] - Я принесу необходимое, - мистик придержал Стрэнджа, неуверенный, что тот удержится на ногах.
[indent] - Нет, подожди... - маг поймал его за рукав, с неожиданной силой сжав пальцы на ткани. - Тони... нельзя, чтобы он видел меня таким, он может заподозрить. Отшли его... скажи, что я занят. Соври что-нибудь. Проклятье!..
[indent] Вонг только коротко кивнул и исчез за закрывшейся дверью. Стефан глубоко вдохнул, собираясь с силами, и на негнущихся ногах, цепляясь за полки и сшибая на пол книги, двинулся к столу. Почувствовав под ладонями прохладный деревянный массив покрытой лаком столешницы, он уперся в нее руками, обессиленно опустив голову и ссутулив плечи. Ткань робы набрякла от крови, на персидский ковер капало алым. Стрэндж одной рукой начал расстегивать и развязывать многочисленные ремешки своего одеяния, однако без особого успеха - дрожащие как в первые дни после аварии руки совершенно не желали слушаться.
[indent] - Стефан!
[indent] Стефан обреченно закрыл глаза, понимая, что винить Вонга бессмысленно - магия давалась Тони гораздо легче, чем когда-то самому Стрэнджу. Его разум был открыт новому. Было все: неповиновение, преступная самонадеянность, безответственность - все, кроме неверия.
[indent] - Прекрати истерику! - с внезапной, учитывая его состояние, силой в голосе потребовал маг, бледнея больше прежнего, когда Тони сжал раненное плечо - нечаянно, разумеется. - Сядь! И позволь Вонгу делать свое дело... у него большой опыт в подобных вопросах.
[indent] Разумеется, Старк и не подумал его послушаться, принявшись расстегивать ремешки на широком поясе, с его помощью дело пошло быстрее. Когда Вонг вернулся с набором операционных инструментов, эликсиров и магических декоктов, Тони как раз помогал Стрэнджу снять изорванную робу. Выпутываясь из рукавов, Стефан не сдержал стона, на пару мгновений ткнувшись лбом в плечо Старка. Наискось через грудь, от правого плеча, заходя на бок, шла вереница беспрестанно кровоточащих колотых ран в ореолах фиолетовых синяков от присосок. Но хуже всего выглядели воспаленные, зеленоватые края ранок.
[indent] - Тони, - ровным, слишком ровным голосом прошептал он, - кажется, я ослеп...
[indent] Тьма пришла внезапно. Он просто опустил тяжелеющие веки, но открыв глаза вновь, не увидел ничего. Маг тут же отстранился, слепо нашаривая на столе светильник и сбрасывая его на пол.
[indent] - Очисти стол, - едва шевеля губами приказал он, - нам потребуется место.
[indent] Стефан при помощи Старка забрался на стол, вытянувшись и закрыв бесполезные теперь глаза, пытаясь на слух уловить то, что происходит в кабинете. Скрежетнул металл, когда Вонг открыл заветный сундучок, с характерным позвякиванием доставая склянки, шелестя пакетами индивидуальных упаковок стерилизованных инструментов.
[indent] - Это нейротоксин, - спокойно, словно на лекции, сказал Стрэндж помощнику. - Уже дошел до мозга.

Чувства вещь странная. Их нельзя понять, осознать или изменить. Ты не можешь заставить себя полюбить или ненавидеть. Порой ты влюбляешься в кого-то, кто тебе кажется другом или совсем не подходящей личностью. Он свято верил, что очень сильно любил свою жену, даже когда стал понимать, что Катрина для него совсем чужой человек. Человек, которого он не знал и который сделал все, чтобы он оказался здесь. А она была просто рядом. Такая домашняя, тихая и всегда рядом. Не важно хорошо или плохо. Она была его опорой в первые дни в этом новом мире, который он не знал. Стала другом и напарником в непростой миссии. Он каждый раз терял её с ужасом понимая, что она может не вернуться, но она возвращалась. А теперь он должен был отпустить, но не мог. Не потому, что он ужасен. А теперь он просто не знал, что будет дальше. Не был готов к жизни без Лейтенанта. Как странно, что её звание он всегда произносил чаще, чем её имя. И даже зная, что должен был бы попрощаться с ней. Но не попрощался. А теперь он снова был на перед их домом. Видел её фигуру и потерял все слова. Как жаль, что одним своим желанием он не может вернуть её назад. В мир живых. Ведь она больше остальных заслужила просто жить.
Её вопрос заставляет вздрогнуть и почувствовать свою вину. Вину за эгоизм и продлить свое пребывание с ней. Может быть это не правильно, но он все же желает удержать её рядом с собой. Почувствовать её тепло. В её глазах видит такое же желание, но и смирение. Она как всегда смирилась. Вот только он не мог. В этот раз он боролся за двоих. Делал то, что она делала столько раз. И ему было стыдно, что он отказался от этого, когда принял Молли, как нового Свидетеля. Но теперь... теперь он стоит здесь и не может дать ответ на самый банальный вопрос из всех.
— Не могу тебя отпустить, Лейтенант, — правда всегда лучше всего. Он точно это знал. Но сейчас правда была сказана не до самого конца. Не мог точно дать ответ. Не знал, что будет дальше. Да и будет ли. Что это изменит? Лишь оставит им боль и пустоту, которую нечем будет заполнить. Он не столкнулся с ней, когда Катрина умерла. Тогда он сделал свой выбор. А сейчас её панически боялся. Не знал, что будет дальше. Чувствовал, что опоздал.
— Ты ведь всегда возвращалась ко мне, — это звучало особенно, словно признание, но не оно. Ведь эти слова так просто сказать, но поступки говорят больше. Он ведь воспитан в других традициях и о чувствах так просто говорить было не принято.

Принцесса. Она выдыхает и прикрывает глаза. Так её никто не называл. Даже родители никогда не называли её принцесса, хотя она была уверена в том, что им до неё и дела то не было. Даже не удивилась имея такую семью. Скорее всего именно поэтому она просто пыталась быть хорошей. Скрыть все недостатки своей семьи. Показать, что люди могут быть лучше, чем кажется. Слишком много желания показать что-то. И слишком мало реальных возможностей. Потому что то в чем она хороша все таки находиться по ту сторону закона. Не быть ей просто красивой, умной и хорошей. С генами не поспоришь. Ведь именно поэтому она здесь, а не из-за какой-то вшивой справедливости или желания что-то кому-то доказать. Нет, она просто в очередной раз пыталась показать, что она не такая как её семья.
Она наблюдала за тем, как парень обходиться с машинами. Словно это для него самое важное в мире. В такие минуты она бы ничему не удивилась. И даже не думала, что в этот момент он заметил то, что за ним наблюдают. Вот только все это было не так и мужчина тут же напомнил о том, что он все видит и все знает. Блондинка тряхнула головой и  улыбнулась.
— Откуда такая уверенность в том, что ты не в моем вкусе? — хотя тут можно было даже не врать. Он был действительно не в её вкусе. Она предпочитала других парней или думала, что предпочитала других парней. Но признавать это не хотелось. Они все равно все были не в её вкусе. — Ты ранил меня в самое сердце, — она приложила руку к груди, словно попыталась справиться с сердечной болью, а на самом деле она особо не переживала по этому поводу. Этот парень, как там его называют, кажется Красавчик, так вот он тоже был совсем не в её вкусе. Поэтому и поняла, что говорить так просто нельзя было.
— Просто решила посмотреть, что ты делаешь. Мне, кажется, что все здесь немного нервничают, — она старается говорить так, словно действительно переживает, но не уверена, что это действительно так. В любом случае девушка сейчас думала о другом. Её даже не интересовали деньги. Или она думала, что не интересовали. Не интересовал и тот несчастный, который решил, что он влюбился в неё и что у них есть общее будущее. Она же просто пыталась понять, как далеко сможет зайти. Проверка самой себя на прочность, даже если звучит ужасно. Именно поэтому она старалась отвлечься как могла. И может быть узнать что-то.
— Почему ты это делаешь? — а это уже простой и банальный интерес. Ей захотелось узнать его причину. Явно же не деньги и если можно так сказать простой женский интерес. Хотя она редко поддается этому чувству.

Почему-то иногда слова звучат совсем не так как должны были. Могли бы задеть её, но она слышала в них совершенно иной смысл, который известен из них. Женщина понимала, что сейчас Бартон желал только как лучше, но почему-то вышло только как всегда. И она лишь улыбается потому, что ловит его взгляд и знает все, что будет дальше. Клинт не отступиться от своего решения. Он решит, что делать и понимает, что с его точки зрения это действительно правильно. Но у неё есть своя точка зрения и теперь она решает, что нужно сделать. Да и нужно ли что-то делать. Она мысленно улыбается понимая, что будет делать дальше. Да и будет ли делать.
"Надеюсь, что ты меня поймешь однажды."
Мысленно выдыхает и принимает свое решение, вернее убеждается в предыдущем. И все же она надеется, что у них все получиться. Получиться справиться и сделать все правильно. Она не верит в теорию о втором шансе, но считает, что он заслуживает её куда больше, чем все остальные. И она понимает. Его просьба не совсем удивила её, но лучше все же придерживаться своего плана.
— Сам передашь им, — с последним словом прилетел удар, которым она отбрасывает его назад, а потом валит с ног приемом, который всегда работает безотказно. А потом сделала рывок в сторону края, один прыжок и уже все решено. Больше ничего не нужно. Клинт знает, что делать дальше. Да он будет злиться. Но потом все же поймет, что все сделано правильно и других вариантов быть просто не может. В этом она была уверена. Бартон смириться, когда семья вернеться и у него снова появиться нормальная цель для жизни. Она надеется, что будет именно так. Иначе быть просто не может.
Край уже был рядом. Всего пара шагов и она сможет упасть вниз, чтобы больше уже никогда не взлететь. Но это приемлимый вариант. Видимо в этот момент она отвлеклась и пропустила движения Клинта. Он ведь также, как и она был хорошо натренированым бойцом, который вполне мог противостоять ей. Что собственно Бартон и сделал. Взрыв оглушил, а тело отбросило в сторону. Перед глазами мерцали черные мошки и потребовалась минута, чтобы прийти в себя. Сделав сдавленный вдох, так как грудная клетка болела от удара с землей, она заметила, как лучник бросился к краю, чтобы сделать все по своему. В последний момент ей удалось вскинуть руку и выстрелить тросом с креплением. Крепление зацепилось за его рукав, а второй закрепила за выступ. Теперь осталось только поставить жирную точку во всей этой истории. И она видит как на неё смотрит Красный череп, но её сейчас это не волновало. Бросившись к краю, она прыгнула и тут же почувствовала падение, которое очень скоро было прервано. Смотря вверх Вдова заметила, пальцы Бартона, что сжимались вокруг её запястья и боль в его глазах. А ещё осталось стойкое ощущение правильности и конца. А конец был неизбежен.

потом

Орм взбудоражил сухопутных. Его атака оставила след. Люди стали испуганными. Они больше стали задумываться о том, что под гладью океана скрывается мир о котором они не знают. Раньше они задумывались об этом меньше. Они не интересовались тем, что было. А теперь будут интересоваться все больше. И рассказы о том, что Аквамен из Атлантиды принимают совершенно иные масштабы. Мера откровенно говоря считала, что это ошибка. Орм слишком поспешил, совершил большую ошибку. И все сводилось к тому, что своих иных советников он стал слушать все меньше. Все больше прислушиваясь к той, что окончательно затуманила его разум. Принцесса Ксебелла выдыхала и понимала, что слова Вулко все больше принимают реальные формы. Им нужен был Артур, даже если он считала его недостойным трона своего родного города, но ради блага целых народов она делает то, что должна. Отправляется на сушу и пытается его найти. Жаль поиски не привели ни к чему хорошему. Все, что ей удалось узнать, что Артур ушел и не один. Только после серьезных размышлений она поняла, что их обманули. И вот с тех пор пошло далеко не по плану.

Вернувшись в Атлантиду она не успела ничего рассказать другу и наставнику. Тот уже все знал. Артур закованный в цепи находился перед троном Орма, который сейчас чувствовал себя победителем. Он действительно был победителем. Ведь Артур так нелепо попал в специально поставленную ловушку, которая была рассчитана на такого простака как он. Мера могла только мысленно молиться Посейдону в надежде на то, что внебрачный сын королевы Атланны не совершит намного больше глупостей, чем уже сделал. Хотя это было маловероятно. Их прошлая встреча уже показала, что он не обладает ни острым умом, ни любым иным качеством короля. Но иного выхода у них не было. Артур же делает все ещё хуже. Настолько, что трудно представить. Он собирается бросить вызов Орму. Русалка просто пытается спасти ситуацию и все, что может сказать это перевести огонь на себя.

— Ваше величество. Разве вы не видите, что ваш брат имбицил.

Его в его глазах она видела все, что он думал о ней. Но ей сейчас было все равно. И где-то в глубине души показалось, что есть надежда, но тут же она разбилась в прах. Карри оказался таки идиотом и ловушка захлопнулась. Все. На этом история поставила жирную точку, которая уже не будет стерта. Теперь осталось только смотреть, как все катиться в пропасть. Даже сочувствие в глазах Вулко было тошнотворным. Мера лишь выдохнула и отправилась к себе. Хотя все же старому наставнику хватило времени, чтобы сообщить не менее важную новость. Её отец и Орм заключили союз против жителей суши, а их последняя надежда так нелепо решил умереть. Посейдон их дери. Ей оставалось только улыбаться и скрывать тревогу, ну ещё и желание убить одну брюнетку, которая выиграла эту партию. Нельзя было ей позволить выиграть войну.

Мера продолжала улыбаться, но надеялась, что сумеет образумить Орма. Вот только разговора не получилось. Маурис решил, что время для подарка своей невесте. От этого слова её начинало тошнить, как и от всей этой фикции на которую стала похожа ей жизнь. Она как театральная марионетка двигалась по сцене точно так как угодно иным. То ли её жениху, то ли её отцу. Совершенно не задумывались они о том, что у Меры в голове или на сердце. А она терзалась не простым выбором. Она думала о том, что сделать и как остановить то безумие, что творилось вокруг. Она все больше задавалась вопросом чтобы сделала Атланна в такой ситуации. Но зная ответ ей нравилось это намного меньше. Ей удавалось сохранить лицо в любой ситуации. Всегда удавалось. Девушка посмотрела на Артура, которого сопровождал Вулко. И она увидела что-то в его взгляде, что видела в ту их встречу. Девушка вздрагивает, когда Орм называет её своей невестой и отводит взгляд. Лишь напоследок смотрит на Артура, а не на жениха, как было бы положено. Это была скорее всего ошибка. Но почему-то она посмотрела на старшего сына своей наставницы и что-то в его взгляде заставило ей дрогнуть. Но оказавшись в царской ложе она снова взяла себя в руки. Ей предстояла встреча с отцом.

— Как ты мог заключить союз с Ормом?

Она смотрит на на арену, где уже начался бой. Она смотрит на отца желая понять, что руководило ним, когда он совершал это. Но что-то в облике отца изменилось до неузнаваемости. Что-то давно забытое. Такого решительного выражения лица она не видела уже очень давно. Скорее всего с самого своего детства, когда он отдавал любимую дочь Атланне, а она не желала уходить. Молила его оставить её в Ксебелле. Она так нуждалась в семье тогда, в единственном кто любил её. Вместо этого она отправилась в чужую ей страну. Вот и теперь она видела в нем не только то, что видела давно. Но и то же самое решительное выражение, которое дает ей ответ на многие вопросы, которые терзали её сейчас.

— Ты также как и он хотел войны. Тебе нужен был лишь повод.

В её глаза грусть. Она надеялась обрести поддержку в лице отца, но и это теперь не было возможным. Сейчас остался только Вулко, который теперь вернул её внимание на арену. Бой проходил не на равных. Карри был бойцом, но это не его стихия. Он житель суши, а не подводного мира. Он был явно слабее. Каждый вдох обжигал. Каждый раз она смотрела на удар и что-то внутри дрожало подталкивая к краю. Ей бы не чувствовать ничего. Не сложилось. Нужен другой план. Она словно уговаривает себя не совершать глупых необратимых поступков. А сама все больше убеждалась, что не может допустить этого. В память о Атланне, которая любила её как родную дочь. В память о той, что сделала её такой. Она не могла допустить смерти Артура.

— Это не бой. Это убийство.

Резко отворачиваясь покидает ложе и точно чувствует взгляд у себя на плече. Что ж кажется пришло время разрушить чужой план. Не стоило Брайс списывать Меру со счетов, когда делала именно этот шаг. Она не могла думать, что Мера сделает что-то такое. Она всегда была верна Атлантиде и сейчас делала то, что должна была сделать. Быстро избавляясь от этого нелепого платья решительно направлялась прочь от арены. Все шло без плана и подготовки. Она пока не совсем знала, что собиралась сделать, но точно что-то собиралась. Для начала надо было спасти наследника престола, а потом уже выбраться из города. Если успеют то через ворота. Если...

Понимая, что этот удар станет последним Мера воспользовалась своими силами. Струи воды ударили по Орму и она знала, что это будет больно. Достаточно больно. Причинить какой-то вред ему не смогла. Как никак их общее прошлое сделало свое дело. К тому же она не любила ненужную жестокость. Сейчас принцесса просто делала то, что была должна. Спасала жизнь другому подписывая себе смертный приговор. Никто больше не будет её защищать. Она одним легким движением лишила себя дома и семьи. Она лишила себя всего ради того, кого практически не знает и призрачной надежды на то, что не все потеряно. Цилиндр, что они нашли лежал рядом в сумке. Она успела его забрать из тайника Вулко. В надежде, что шанс все же есть,  если им удастся выжить сейчас.

Её взгляд встречается с его. Артур не совсем понимает, что происходит, но нельзя терять время. Каждая секунда промедления приближает их к плахе. Им нужно было убираться, пока шок не прошел. А он все ещё смотрит на неё, словно не мог понять враг она или друг. Разве это было не ясно.

— Тебе нужно приглашение? Садись!

Простые слова звучат как приказ. Ей все равно задела она его чувства или нет. Времени нет. И как только тот оказывается внутри её челнока она тут же включает экран и выживает мощность на полную. Прекрасно знает какие системы защиты у этого места. А времени они потеряли достаточно. Теперь все будет зависеть от её умений. Хорошо только то, что она в себе очень сильно уверена. Возможно даже больше, чем этот человек рядом.

— Ты идиот!

Это даже не обсуждается. Она не собиралась продолжать этот разговор, но видимо её мнение о наследнике престола уже не скоро измениться. Ведь он каждым словом, действием своим доказывал именно это. Но грешить все же стоило не только на него. Просто из гордости она этого не делала. Не любила признавать свои ошибки, какими бы они не были. А в том, что противников Мера немного недооценила было правдой. Она снизила возможности Брайс и её друзей. Что ж больше такой ошибки принцесса Ксебелла не совершит. Теперь она будет более готова ко всему, что происходит. Надежда оставалась лишь на то, что Вулко сможет как-то влиять на все происходящее, если Орм ему все ещё верит. А в этом она немного сомневалась.