Солнце светло-золотым диском слепящим висело в середине бледно-голубого неба, озаряя и практически обжигая землю, от которой поднимался пар и какой-то совершенно особенный запах, смешивавшийся с ароматами трав и грибов. Ветер приносил еще какие-то запахи, звуки вроде шороха листьев, пения птиц и затаённого дыхания какого-нибудь зверя. Или местной мистической шушеры, например, гномов или мелких фей. А то и еще какая образина могла спрятаться за деревом в паре метров. Свет этот обжигал и кожу нового человеческого тела, жутко раздражая [удивительно жаркое время года, а ведь раньше он не был вынужден ощущать все его "прелести"]. Слишком непривычно, слишком тесно, слишком хилое, слишком неуправляемо. Всё, мать вашу, слишком. Ноги заплетались и не слушались, попадали в какие-то норы мелких лесных зверей, вынуждая неуклюже падать. Высокий и стройный, он мог бы казаться привлекательным... если б со стороны не походил на пьяного или накурившегося придурка, заблудившегося в лесу. Вот из-под ног стрелой вылетел перепуганный дикий кролик, и от неожиданности Сайфер отпрянул обратно да врезался спиной в дерево, с губ сорвался неясный недовольный звук. Стиснув кулаки опять и сжав челюсти, он угрюмо двинулся опять вперед... и растянулся, споткнувшись об торчащий корень.
© Bill Cipher
Жасмин не особенно любила светские вечера — в целом. Но, как говорится, вечер вечеру рознь, и сегодня был один из тех, которые можно было смело вписывать в исключения из обычных правил. Слишком много здесь сегодня было людей, которые ей действительно нравились и с которыми всегда нравилось общаться — на таких вечерах либо при более обычных обстоятельствах. Все-таки именно люди всегда "создавали" место, пожалуй. С неприятным обществом вокруг будет отвратительно даже, например, на самой веселой вечеринке года. Не говоря уже о поводе для такого собрания. Жасмин, несмотря ни на что, уперто верила в то, что у нее все получится. Просто стоит чаще вот так расширять круг приглашенных и потеснее работать со спонсорами и продолжать искать новых. Собственно, как раз с несколькими потенциальными спонсорами она сейчас и общалась — очень приятные женщины, работают со многими известными благотворительными фондами и даже вроде бы спонсируют киносъемки время от времени. Жасмин как раз слушала очередную историю из их рабочей практики, попивая дорогое шампанское с веселыми пузырьками, когда прямо перед ней возникло — другим словом это появление и не назовешь — "нечто". В количестве двух людей, одного из которых девушка вообще не планировала сегодня видеть вот на таком близком от себя расстоянии. Мысленно простонав, Жасмин пообещала себе отругать Далию, которая не уследила за ним.
© Jasmine
Высланные координаты приводят его к пещере. Тимоти думает о том, что его просто развели как идиота. Думает, что Кадам подшутила и решила проверить, такой же Тим-Тим лопух, каким был несколько лет назад. Такой же? Вряд ли. Если это шутка, он сделает выводы и дважды подумает, чем отвечать. Но, пройдя вглубь пещеры, замирает, потому что стена слева открывается. Ну, само собой, куда же без потайных проходов и скрытых от посторонних глаз комплексов, верно? Хмурится и поджимает губы, выбора особо и нет, верно? Значит надо идти вперёд. На укреплённых стенах замечает эмблему Атласа и совершенно теряется. Кадам решила поработать с Ризом? Ох, это вряд ли. Паренёк бы получил первую пулю в колено просто из-за своих дурных шуток и неуверенности в себе. Тим бы тоже получил в своё время, если бы не Джек, который строго настрого запретил калечить Тимоти. Забавно. И чем ниже он спускался по ступенькам заброшенного комплекса, тем больше ловил себя на мысли о том, что это похоже на какой-то очередной кошмар. Куча коридоров, дверь за ним закрылась, и выход он отсюда никогда не найдёт. Отвратительное чувство если честно. Да, тут было освещение, но, все так же пованивало сыростью и отдавало холодом из-за оббитых металлом стен. Окей, если это ловушка — он труп. Официально.
© Timothy Lawrence
Эллисон поражалась тому, как Клаус сочетает в себе видимое всем легкомыслие, необычайную внимательность и понимание всего происходящего и способность глубоко анализировать ситуацию со всех сторон. Она была благодарна ему за то, что он способен быть сейчас гласом разума, когда сама Третья слишком поддаётся эмоциям. Она сама прекрасно понимала, почему ей так больно от произошедшего с посторонними для неё людьми. В принципе, она пропустила всё это через собственную душу и история находила слишком яркий отклик, который она никак не могла погасить своими силами. А голос брата и его слова помогали ей взять себя в руки, слушать и думать. Она не впервые в жизни испытывала благодарность за его готовность даже не просто поддержать, а оказать реальную помощь: моральную и не только. Он был прав в том, что план нужен был сейчас. Действовать по наитию было опрометчиво, потому что для девочки многие вещи будут непоправимы. А ей не хотелось причинять боль ни в чём не повинному ребёнку. Дочь Кайли была не виновата в том, что случилось между её родителями, что бы ни случилось. И тем более, не виновата в том, что ощущала по этому поводу сама Эллисон и что хотела сделать. Что она реально могла сделать для маленькой девочки, которая не так давно потеряла мать, а теперь, по вине самой Эллисон может потерять отца.
© Allison Hargreeves
После позорного отчисления Вэй У Сяня, он избавляется от назойливой головной боли, что преследовала его с самого приезда в Облачные Глубины. Но без него, и так скучное место стало и вовсе невыносимым. От Не ХуайСана толку особо не было, разве что вечером он мог позвать Цзян Чэна читать новые книжки не очень цензурного содержания. Цзян Вань Инь тоскует. По пристани Лотоса, по матушкиным нравоучениям, по заливистому смеху братца и совместным проделкам, по готовке сестры и ее нежному голосу, Янь Ли всегда умела прогнать грозовые тучи, что то и дело сгущались над ее младшим братцем. У них в комнате сохранился один кувшин вина с отчисления Вэй У Сяня, Цзян Чэн срывает с него крышку, вдыхая запах «Улыбки Императора». Он специально не притрагивался к вину, храня в памяти, что добрая сотня-другая правил запрещала алкоголь в Облачных Глубинах. А он стремился быть прилежным учеником и выполнять хотя бы половину, чтобы после отчисления своего шисюна, не позорить орден. Первый кувшин пошел на удивление хорошо, помог избавиться от гнетущего чувства, сердитые морщины на лице разгладились, а к бледной коже прилил румянец. Одного кувшина ему показалось мало, и он вспоминает о небольшой нычке, относительно недалеко от их комнаты, чтобы можно было незаметно проскользнуть мимо ночного патруля и стащить оттуда кувшин-другой.
© Jiang Cheng
Сейчас Виньетт знала наверняка лишь одно — чего она услышать не хотела. Звук выстрела и собственный предсмертный хрип. Пока ни того, ни другого не раздалось, а фея в очередной раз мертвой хваткой вцепилась в призрачный шанс выйти из очередной передряги целой и невредимой. Святая ли Титания хранит своё дитя, собственная ли воля к выживанию, а может просто везение — Стоунмосс неведомо, но она вновь намерена остаться уцелевшей, даже побывав в самом сердце шторма. Плечи словно вновь налились свинцом, стоило ей вспомнить тот злосчастный день. По десять, а то и двенадцать часов скованной и обездвиженной оставалась часть её, столь же естественная, как и любой другой орган чувства или тела. Ей было бы так же тяжело перестать дышать, осязать, видеть, но кого волновало, что какая-то летунья чувствует? Есть долг, который она обязана выплатить, а как именно, людям совершенно не важно (чуть позже братец мисс Имоджен попытался продемонстрировать насколько ему плевать на какие именно услуги она должна согласиться в погашение пятидесяти гульденов). Фея пыталась не заводить руки за спину, выкручивая их так, словно её терзает артрит, но как обуздать непроизвольные порывы? Треклятая удавка, сводила с ума. С каким исступлением она избавлялась от неё ежевечерне и с каким наслаждением расправляла крылья, разминая нывшую шею и затекшие плечи.
© Vignette Stonemoss
▲ ▼ ▲ ▼ ▲ ▼ ▲ ▼ ▲ ▼ |
